– Это у вас на подоконнике, по-моему, мой подарок. Любуетесь?
– Грим ведь предназначен… очень определенно. До сих пор не знаю, что с ним делать.
– И не надо знать. Это – средство общения. – Полковник дружелюбно улыбнулся.
– Если бы я тогда опередил вас, это средство лежало бы на вашем окне.
– Разумеется… – Свешников опять замолчал, поглядывая по сторонам. – Что это за таинственные знаки вы тут понаставили? Вот я вошел – и куда ни посмотрю, везде они. На стене, на подоконнике… Тут вот, на столе, сразу три. Крест какой-то… Это икс? У вас был неразрешимый вопрос? Или знак умножения? Что это такое?
– Не крест и не икс. Объемная фигура, вроде песочных часов. Видели песочные часы? Два конуса. Вот этот конус вверх расходится, в бесконечность. А второй – вниз. Тоже в бесконечность.
– Это вы рисовали, когда впервые пришло в голову? Обдумывали?
– Когда впервые услышал от другого человека. Рисовал, чтоб понять то, что услышал.
– Я забыл… У вас всегда автор мысли не вы, а кто-то другой. А вас больше интересуют разработки и интерпретация готовых идей.
– Лучше не скажешь!
– Хорошо… И что же они показывают, эти песочные часы?
– Ну, отчасти то, что бесконечностей в мире бесконечное число.
– Хороший символ. Наглядный. В общем-то, это мы и так знаем.
– Это особые бесконечности. Их вы еще не знаете. Один мой знакомый открыл.
– Умный человек. А мне можно что-нибудь про них узнать? Про эти песочные часы…
– Потом как-нибудь.
– Вы куда-то собираетесь?
– Да. Если бы вы пришли минут на пять позднее…
– Так пойдемте! Я вас провожу, можно? Федор Иванович! Поверьте, у меня самый непосредственный, личный и дружественный интерес к вашим… концепциям. Безопасный для вас. Они всегда очень оригинальны и всегда дополняют… чем-то существенным…
«Нет, не отстанет», – подумал Федор Иванович. Он мог бы, конечно, уйти от опасного человека. Решиться и порвать с ним. Но его тянуло к нему, и, если полковник долго не появлялся, чувствовалось что-то вроде тоски.
Они оделись и вышли на яркий, сверкающий лужицами воды снег, и их сразу оглушило отчаянное, радостное карканье грачей.
– Весна! – сказал полковник, покачав головой.
– Да! – покачал головой и Федор Иванович. – Она – свое, а человек знай гнет свое.
Полковник сразу услышал намек, взглянул, но не стал развивать невыгодную для него мысль. Только начал оправдываться:
– Федор Иванович! Вы же меня сами заразили этим. Философией. Помните, вы мне что-то говорили о ключе…
– О ключе? Вам? Никогда не говорил.
– А тогда? Помните, когда пришли…
– Тогда у меня еще и ключа не было. Это вам кто-то. Кто Моргана дал…
– Может быть, и так. – Свешников бросил на Федора Ивановича быстрый смущенный взгляд. – Но вы мне и так многое доверили. Так валяйте до конца, я не продам. Давайте про ключ.
Он так и ломился вперед со своими вопросами.
– О ключе – это очень много, – сказал Федор Иванович. – Вы хотите часовую лекцию?
– Да, да! Именно!
– Ну, во-первых, поскольку существует авторское право, я должен заявить вам, что все, что будет… если будет… изложено ниже, принадлежит не мне, я уже говорил… А будет всего-навсего вольным пересказом чужих мыслей и не претендует на полноту. Фамилию автора я пока не назову.
– Меня фамилия автора не интересует, даже если бы это были вы, – сказал Свешников как-то небрежно, слегка презрительно и даже с торжеством, и Федор Иванович сразу понял, что его новая попытка уйти из упряжки пресечена. Кроме того, ему очень хотелось хоть один раз изложить свои мысли в чьи-нибудь, в посторонние уши. Родившаяся новая мысль не дает покоя, пока ее не выскажут другому человеку.
