Белый холст безумия - страница 6

Кладбище забытых истин – это не только место скорби, но и свидетельство того, как мы формируем свою идентичность, выбирая, какие фрагменты прошлого оставить, а какие предать забвению.

***

Память – кладбище забытых истин,

Где бродят тени прежних лет,

И эхом шепчут в сердце чистом,

О том, чего уж больше нет.

Там похоронены мечтанья

И клятвы, данные в тиши,

Любви невинной обещанья

И вздохи девичьей души.

Среди надгробий серых, строгих

Стоят фигуры прошлых дней

И смотрят молча, словно боги,

На суету мирских затей.

Здесь имена, что стерты пылью,

И лица, скрытые во мгле,

Покрыты белой былью,

Как снегом в зимней хмурой мгле.

И бродит путник одинокий

Среди могил воспоминаний,

И собирает понемногу

Осколки прошлых дарований.

Но помни, путник, в этом месте

Не стоит долго пребывать,

Иначе сам окажешься в пучине,

Забытым, без надежды ждать.

***

Сабина никак не могла отделаться от тревожных мыслей о странном поведении Лилит. Решившись, она направилась к Дилану – неординарному художнику, когда-то безумно влюбленному в Лилит, чья страсть обернулась для них вынужденным разрывом.

Мастерская Дилана встретила Сабину хаосом красок и холстов, каждый из которых, казалось, хранил в себе обрывок чужой души. И среди этого творческого беспорядка она, наконец, увидела его. Их взгляды встретились, время замерло, не в силах разорвать эту невидимую связь.

– Мне нужна твоя помощь, – произнесла Сабина, как будто вырывая слова из самой глубины души.

– Нет, – отрезал Дилан, его голос прозвучал резко и безапелляционно.

– Я прошу тебя… мне больше не к кому обратиться. У Лилит проблемы. Ради всего, что было между вами… помоги, – в голосе Сабины прозвучали нежность и отчаяние.

– Между нами ничего не было, – сухо парировал Дилан.

Долгая пауза повисла в воздухе, нарушаемая лишь тихим дыханием. Сабина смотрела на него с мольбой, которая с каждой секундой становилась все более отчаянной. И, наконец, Дилан, не отрывая взгляда от окна, произнес:

– Что с ней случилось?

Сабина подробно рассказала о своих опасениях, стараясь не упустить ни единой детали.

– Как его зовут? – спросил Дилан, его взгляд остановился прикованным к пейзажу за окном.

– Я не знаю. Лилит ничего мне не рассказывает, – грустно ответила она.

– Скорее всего, она уже влюбилась в него… но, к сожалению, это ненадолго. Через несколько дней он начнет ею манипулировать. Лилит нужно спасать, – проговорил Дилан, опустив свой взгляд в пол.

– Как? Что мне делать? – Сабина смотрела на него сквозь пробивающиеся слезы.

Дилан изложил четкий план, который Сабина должна была неукоснительно выполнить.

– Если что-то пойдет не так… приходи, – произнес он мягким, почти нежным голосом.

– Спасибо… спасибо тебе за все, – прошептала Сабина с искренней благодарностью.

После ухода Сабины Дилан еще долго не мог собраться с мыслями. Тишина в мастерской давила, как бетонная плита. Каждый угол, каждый холст дышал присутствием его возлюбленной. Картины, на которых написана Лилит, окружали его, будто призраки прошлого, напоминая о мгновениях, когда мир казался ярким и полным надежд.

Он подошел к одному из холстов, написанному больше года назад, когда их любовь была еще свежа и безмятежна. На нем была изображена Лилит в ее любимом нежно-розовом платье, трепещущем на ветру, подобно крыльям бабочек. Лучи солнца играли в ее волосах, подчеркивая их золотистый оттенок. Он не мог оторвать взгляда от ее улыбки, лучистой и беззаботной. Дилан все еще любил Лилит, и эта любовь жила в нем, как незаживающая рана, кровоточащая при каждом воспоминании. Он помнил каждую черточку ее лица, каждый изгиб губ, каждый поворот головы. Он помнил каждое движение, каждое прикосновение, от которого кровь закипала в жилах, а по телу разливалась волна неконтролируемого желания. Лилит была навечно запечатлена в его памяти, словно высечена на камне, напоминая о красоте, которую он потерял, и о боли, с которой ему предстояло жить.