Но предатьсяжеланному сну ему не дали. Только он успел закрыть усталые глаза, как почувствовал, что волки не просто рядом, они совсем близко. Теперь их можно было разглядеть невооружённым взглядом. Тесное волчье кольцо угрюмо окружало сани, всё ещё не осмеливаясь подступиться к костру. Скровь прикрытые веки Генри отчётливо видел, как одни лежали, уставившись в огонь, другие сидели касаясь друг друга плечами, третьи нервно, рывок за рывком в страшном напряжении подползали всё ближе к костру. Остальные бродили вокруг, принюхиваясь и прядая ушами. Кое-какие из волков дремали, другие спали мертвецким сном, свернувшись клубком на исхоженном снегу, ничем не отличаясь от собак. Волки спали, а у Генри не было даже малейшей возможности заснуть хотя бы на минуту. Генри вынужден был поддерживать всё более сильный огонь, чтобы не давать волкам приблизиться. Больше всего на свете волки боялись огня, и только огонь незримой преградой стоял между голодным вожделением волков и ничем не защищённым Генри. Обе уцелевшие собаки продолжали дрожать у ног хозяина, одна у правой ноги, другая – у левой. В их жалких глазах теплились остатки надежды, что он спасёт их, они поочерёдно пордвывали, скулили и норовили уткнуть морды в его одежду. Иногда они начинали отрыывисто лаять, сообщая Генри, что тот или иной окончательно обнаглевший хищник подобрался слишком близко. При звуках лая вся волчья орда приходила мгновенно в хаотическое движение, волки вскакивали и начинали метаться, рычать и выть, а потом, когда лай стихал, быстро успокаивались и снова засыпали, сворачиваясь тесными клубками на снегу.
Круг сомкнулся ещё теснее. Теперь волки скопились в каком-то одном прыжке от саней и костра и дюйм за дюймом неуклонно подползали всё ближе и ближе, пока не оказывались лицом к лицу с измученным человеком. Тогда человек выхватывал из огня горящую голованвю и швырял её в морды волков. С звериным воем и рычанием орда волков отскакивала назад, и если головня попадала в замешкавшегося хищника, раздавался отчаянный визг и вой.
Утром Генри иссяк совсем. Он сник, осунулся, от многодневной бессонницы глаза его впали и покраснели. В темноте он принялся готовить себе завтрак, а около девяти утра, наконец принялся за дело, которое уже долгое время занимало его голову. Он принялся рубить молодые ели, потом стал вязать из к стволам высоких деревьев и в конце концов устроил помост, а потом с помощью верёвок постромки, сумел страшными усилиями поднять гроб и установить его на помосте.
– Им удалось добраться до Билла, может быть, вы, твари, доберётесь и до меня, до вас, милостивый государь, им никогда не добраться! – хрипло прорёк он, обращаясь к недвижному мертвецу, теперь уже окончательно погребённому высоко над землёй, на помосте, в мёрзлых ветвях деревьев.
Завершив эти дела, Генри тронулся в путь. Собаки что было сил тянули порожние сани, подгоняемые сзади сознанием страшной опасности, они чуяли опасчность может быть, даже сильнее, чем её чувствовал усталый человенк, немилосердно подгонявший их движение. Собаки как будто понимали, что опасность для них схлынет только тогда, когда они смогут добраться до Форта Мак-Гарри.
Скоро волки совсем обнаглели – теперь они не прятаклись в лесу, не дожидались темноты, но спокойной трусцой сопровождали сани, далеко высунув языки, тяжело поводя опавшими от голода боками. Не будь положение таким трагическим, Билл мог бы даже посочувствовать волкам, было видно, до какого состояния они были доведены голодом и усталостью. Худобу этих волков было трудно даже представить – это воистину была только кожа, да кости, а когда они бежали сзади саней, на плечах у них вздувались жевлаки мышц, больше похожие на большие верёвочные узлы. Глядя на них, Генри, несмотря на свою крайнюю усталость, то и дело изумлялся, откуда в этих животных такие силы, как они после того, что им выпало испытать, ещё держатся на ногах и ещё до сих пор не испустили дух?
