Белый лист - страница 13

– Ай-яй-яй, – говорила Татьяна, грозя мило пальчиком, снова застав Катерину со своим кошельком, – доча, кошелек трогать нельзя. – И Татьяна аккуратно вынимала его из маленьких пухленьких рук, с морщинистой угрюмостью вежливо приговаривая: – Каака, каака.

Как-то пяти-шестилетней она без спроса взяла кошелек на улицу и за несколько часов растратила почти все содержимое, увлеченно играя со своими подружками в магазин, щедро покупая торты из песка, красиво разукрашенные осколками разноцветного стекла и аппетитно воткнутыми маленькими зелеными стебельками травы, шедевры печенья и неотразимых супов в похожем кулинарном стиле и маленькие камешки-сладости, которые через мгновенье могли превратиться в бесценные брильянты, жемчужины или сапфиры.

Однажды, придя к ней в гости, проходя мимо зала, Евгений увидел Катерину вдумчиво сидящей на разложенном диване рядом со своей отдыхающей матерью, медленно вяжущей зимние носки, серьезно и внимательно пересчитывающей бумажные деньги.

– Пятьдесят пять, шестьдесят, – не спеша считала Катерина, аккуратно кладя одну купюру на другую, – шестьдесят пять, семьдесят.

Досчитав до последней, она тихонько пододвинула стопку измятых купюр прямо перед собой и вопросительно, с наигранной серьезностью, удивленно посмотрела на отстраненно-спокойную Татьяну, ушедшую с головой в свое вязание.

– И вот, – громко сказала Катерина, подождав несколько секунд, пока Татьяна не соизволила посмотреть в ее сторону. – Это все, что у нас осталось? – Она взяла тоненькую стопку купюр в руку и легко потрясла. – Как мы будем жить, занимать придется?

– Зачем занимать? – спокойно ответила Татьяна, снова опустив расслабленное лицо в свое теплое вязание. – Доживем как-нибудь, зарплата через неделю, – закончила она, еле заметно, вдумчиво улыбнувшись.

Хитрый, пытливый ум Катерины требовал все больше места, действий, ее сердце стучало ритм смело шагающей жизни. Душа толкала туда, где глаза были слепы, через джунгли ошибок, в беспросветную дождливую мглу, где ей грезился далекий райский мираж.

Осенний ветер лениво наполнял воздух печальной задумчивой промозглостью. Осень, осень, еще одна осень, длинная дорога дребезжащих луж, продирающего до жил порывистого ветра, несущегося, как говорят синоптики, обширным циклоном, выхолащивая еще недавно рожденные тени улыбок. И знакомый запах холода, уличной грязи, дождя и разбитых дорог. Но глаза… глаза людей, вкушающие серую, обволакивающую трясущимся ознобом растерянности, иссушающую, колющую повседневность этого времени года, рождали в их грешных душах огонь, согревающий их уютные кухни, просторные комнаты, широкие кровати. Полная несовместимость, сливаясь, рождала истину, миг, наполненный бесконечностью чувств, называющийся скромно «жизнь». Здесь и сейчас.

Утреннее уральское солнце далеким размазанным шаром тоскливо выкатывалось из горящего рыжими пятнами холодного одеяла еще спящего леса. Проснувшись под сумрачным осенним небом, Катерина с большой медленной неохотой вынырнула из своего теплого, ароматного одеяла, соблазняющего ее, «еще минутку». С наивной опаской превозмогая себя, она тихонько опустила свои теплые розовые пальчики на холодный линолеумный пол, поблескивающий пустым глянцевым одиночеством. Все еще сидя на кровати, она с соблазнительной зевотой медленно растянула худенькие руки по сторонам, вдыхая запахи квартиры и своего спелого тела. Она встала, смотря на далекое скучное облако, на прилипшие капли на стекле окна, стены соседних домов, и покачивающее дребезжанье меж их золотых кустов и деревьев, и серость мокрого асфальта для нее сейчас попросту были еще более невыносимо пусты. И, проходя через сонную лень, отвлеченно запустив под свои русые волосы ловкую ладонь, она приподняла смятую прическу, расчесав гудящую сухую кожу под ней, и голышом направилась в ванную. Зайдя в ванную, она с улыбчивым оскалом посмотрела на себя в зеркало, не глядя потянувшись за зубной щеткой. И в одно лишь мгновенье легкие пальчики сегодняшнего утра, забравшиеся в ее безрассудную девичью голову, отчетливо пробудили в юном создании: «Я окончательно приняла решение взрослеть». Незамедлительно этот путь был продолжен вверх. И, как на воздушном шаре, где иногда, чтобы взлететь, приходится что-то сбросить, Катерина избавилась от нежного баловства, детской занудности, она, не зная об их сакральной ценности, забыла детские грезовые пути. В то утро, смотря на свое обнаженное тело, она произнесла с улыбкой, исполненной тайного удовлетворения, сакральное до покрывших ее тело холодных мурашек, великое и запутанное в своей витиеватой абстрактности слово «Рождение». Она возвышенно вложила в него свой путь, она дочь истины, дочь правды, дочь любви и желаний, дочь однозначности. Она, лишь она.