Максим понял внезапно, что она обращается к нему.
Что? Какой еще товарищ Молот?.. А, не до того! На него глядят прямо сейчас два десятка глаз – не считая нацеленных стволов в руках латышей.
Максим сосредоточился:
– Чего еще нам наобещали большевики? Мира и хлеба? А что принесли? Войну и голод!
Внезапно здоровяк Леха вскочил с места, опрокинув ящик с литерами – кусочки металла рассыпались по полу. За ним – медленно, неуверенно, но все же – начали подниматься другие.
Донова подскочила к Максиму, схватила за плечи, развернула к себе, закричала прямо в лицо:
– Да что ты творишь, товарищ Молот?! Мы думали, ты погиб, а ты… Ладно, после. Теперь помоги! Британцы прошли Мудьюг! Нужно напечатать призыв, нужно отстоять Архангельск!
Девушка вцепилась в него так, что даже сквозь плотную ткань пиджака было больно. Максим схватил ее за запястья и оторвал от себя. Что дальше? Оттолкнул – осторожно, чтобы она не упала и латыши не открыли огонь.
Здоровяк Леха выкрикнул за спиной:
– Жалованье наше где?! Чем мне детей кормить?
Наборщики поддержали его:
– Поперек горла уже ваши обещания!
– Большевики хуже англичан!
– Да что там, хуже царя!
– В раба превратили рабочего человека!
– Вали отсюдова, пока цела, подстилка большевистская!
Максим и Донова не отрываясь смотрели в глаза друг другу.
– Да что с тобой, Максим? – выдохнула Донова. – Господи, это же… предательство. Почему?! За что ты так со мной?
О чем она говорит? Не важно, разберемся позже. Сейчас главное – обойтись без кровопролития. Максим краем глаза отметил, что руки стоящих за его спиной людей тянутся к карманам. Что у них там – пистолеты, кастеты, ножи? Оба латыша, не меняясь в лице, держали толпу под прицелом.
– По своим, по рабочим людям стрелять прикажешь, Маруся?
Донова тяжело дышала. С ответом она не нашлась.
– Вам не удержать Архангельска, – продолжал Максим. – Нет здесь вашей власти. Никто за вами не пойдет. Вы проиграли. Забирай своих латышей и уходи.
Надо бы ее арестовать, но тогда точно начнется стрельба, латыши пощады не просят и не ждут.
– Уходи, – жестко сказал Максим. – Ты можешь еще успеть скрыться.
– Предатель! – выплюнула Донова ему в лицо, резко развернулась и вышла. Латыши синхронно шагали за ней.
Рабочие, постепенно остывая, разошлись по типографии. За станок никто больше не садился. Седой метранпаж, покряхтывая, собирал рассыпанные по грязному полу литеры.
***
В дельту Северной Двины вошли десятки кораблей. Многие из них были раскрашены безумным, нелогичным, вырвиглазным образом – словно бы ими дали поиграться художнику-абстракционисту. От этого их строгие мощные силуэты не воспринимались глазом. Позже Максим узнал, что в том и был смысл – это называлось “ослепляющий камуфляж”, и разрабатывали его действительно художники-абстракционисты.
Стройные ряды иностранных воинов шагали от пристани по Троицкому проспекту. Возглавлял шествие шумный оркестр, одних только барабанов в нем было пять штук.
Около половины десанта составляли англичане. Над двумя отрядами поменьше реяли французский и канадский флаги. Флаг четвертого отряда был совсем странным – на четверть британский юнион джек, остальное пространство хаотично усеяно разноразмерными звездами; оказалось, сюда каким-то образом занесло австралийцев. Ждали еще американцев, но их десант задержался – теперь он должен был прибыть через месяц.
Каждый союзный отряд носил форму своего оттенка: горчичного, оливкового, хаки. Французы были одеты в серо-голубое; после Максим узнал, что этот цвет носит романтическое название "блю оризон" – “голубой горизонт”. Канадцы щеголяли коричневыми кожаными жилетами. На многих были какие-то перевязи, патронные сумки, разгрузочные жилеты. На головах – фуражки, лихо заломленные набок береты или каски с широкими, как у дамских шляпок, полями. На ногах обычно не сапоги, а высокие ботинки на шнуровке. Все это выглядело стильным, удобным и эргономичным – куда более, с точки зрения Максима, современным, чем снаряжение русских солдат, которых ему доводилось видеть.
