И главное – он же попал на правильную сторону! Миха, которого Максим больше не держал за безумца, явно говорил о каком-то плане по свержению большевиков. Как знать, может, именно здесь Максим должен сыграть значимую роль?
К своему стыду, историю Гражданской войны Максим знал из рук вон плохо, никогда толком не интересовался ею – так, просматривал иногда, что попадалось на глаза в пабликах. По ним выходило, что белые воевали за царя и возрождение старых порядков, а большевики – за кровавую диктатуру. Поэтому Максим всегда полагал победу большевиков чудовищной ошибкой. Но все-таки как так вышло, что люди пошли за ними? Наверно, им всех удалось обмануть. Еще там крутились какие-то эсеры, кадеты, эсдеки и прочая шушера с малопонятными целями и методами, но о них в пабликах практически не писали – ведь героические образы белых офицеров и картины кровавых большевистских зверств вызывали у подписчиков куда больше эмоций, а следовательно, лайков и комментов. Максим знал, что большинство людей судит о чем угодно по подборкам эмоционально заряженных фактов, комфортно укладывающихся в их картину мира, и что сам он – не исключение. Поэтому теперь в Гражданке и столкнувшихся в ней силах придется разбираться вживую.
Про бои на Дону, за Перекоп и про Ледовый поход Максим что-то все же читал, а вот про Архангельскую губернию ничего не мог припомнить. Кажется, здесь высаживались то ли англичане, то ли американцы, но с непонятными целями и ненадолго. И еще в памяти всплывало слово “Мудьюг”, оно ассоциировалось с чем-то страшным – должно быть, очередное большевистское зверство.
Так или иначе, раз уж Максим здесь, он сделает все от него зависящее, чтобы исправить ситуацию – или погибнет, пытаясь сделать это, вот и все.
Сперва надо выяснить обстановку у этого Михи, только вопросы задавать аккуратно, чтобы не выдать своей неосведомленности. Впрочем, Миха оказался из тех, кого не разговорить сложно, а наоборот – заткнуть.
– Вот стемнеет через полчасика, и пойдем к нашему, того-этого, отважному военному вождю. Авось он там не лопнул еще от переизбытка патриотизма, – Миха откусил от осколка сахарной головы и от души глотнул чая. – Ты только, ради всего святого, не вздумай спрашивать Чаплина, не родственник ли он комику этому американскому. Все, конечно, спрашивают. Он с этого бесится, мочи нет в третий раз выслушивать про его древний дворянский род. А ты сам-то из кого будешь, на какой стоишь платформе? Из эсеров?
Про эсеров Максим помнил только, что они были террористами. Но Миха спросил так буднично, словно ничего ужасного в этом не видел.
– Не вполне, но близко к тому, – ответил Максим уклончиво и тут же перевел стрелки. – А ты?
– А я эсдек, – охотно сообщил Миха. – Теперь лучше говорить “меньшевик”, чтобы, значит, решительно отмежеваться от наших больше-не-товарищей. У истоков профсоюза портовых рабочих стоял, права работяг отстаивал в честной борьбе, обычно более-менее законными методами… в общих чертах. И даже при царе кое-чего добивались, а уж после февраля-то и вовсе, почитай, жизнь началась. До самых большевиков.
– А чего большевики у вас наворотили?
– Да эти мрази же как действуют? Быстренько те Советы, где большинства не набрали, поразгоняли. И профсоюз наш тоже. А чтобы уже совсем всех допечь, мобилизацию сейчас проводят, это в разгар сенокоса-то. Хлеба и мира обещали, а на деле что? Шиш без масла. Ну и когда с нами связался этот “Союз возрождения России”, мы стали ему, того-этого, содействовать. Вот товарищи меня в Вологду отправили, чтобы я какую ни есть помощь против гнид большевистских к нам привел. Хоть офицерье, хоть англичан, хоть черта в ступе. Покамест у Чаплина на побегушках – принеси, подай, связного встреть… У меня этот капитан с его поруганной честью Отечества в печенках уже сидит, а деваться некуда.
