Читать онлайн Эльвира Барякина - Белый Шанхай

Нина Купина мерила шагами проржавевшую палубу беженского корабля и зубрила английские глаголы: to come – приходить; to see – увидеть; to win – победить.

Ледяной ветер насквозь продувал её вылинявшее пальто, но Нина не возвращалась к себе в «каюту» – в отгороженный одеялами подъемник, некогда перевозивший грузы в трюм и обратно. Там Нинины соседки принимали роды у какой-то несчастной девочки.

Вот уже несколько недель две тысячи белогвардейцев томились на кораблях в двенадцати милях от Шанхая – местные власти запретили беженцам приближаться к городу. Представители китайского губернатора, Французской концессии и Международного поселения выразили им соболезнования по поводу проигранной гражданской войны и вынужденного бегства из России… и на всякий случай прислали военный корабль, который взял русских под прицел. Весьма разумная мера предосторожности: а то кто знает, вдруг они с отчаяния пойдут в атаку на мирный Шанхай? В трюмах у русских было полно оружия, и его вполне хватало для небольшой войны.

– Нина Васильевна, вот вы где! – раздался гулкий бас. – А я везде вас ищу.

Отец Серафим – огромный, со спутанной светлой бородой – спешил к Нине, придерживая на ходу ворот фуфайки, не сходившейся на его мощной шее.

– Нам надо нарисовать рождественскую елку на стене у кают-компании. Сможете? Пусть у детей будет хоть какое-то подобие праздника.

Отец Серафим дал Нине кусок угля, и она поднялась по обледенелому трапу на верхнюю палубу, запруженную народом. Мужчины мололи рис на самодельных ручных мельницах; женщины стирали. Ветер трепал штаны и пелёки, сохнущие на зачехлённых стволах орудий. С кормы доносилось глухое пение священников – там готовили к погребёнию женщину, умершую от пневмонии.

Нина оглядела рыбачьи лодки у стен древней сторожевой крепости и низкие берега, присыпанные снегом, розовым в свете закатного солнца. Вдали поблёскивали огни города, куда могли зайти все, кроме русских.

Внезапно из приоткрытого иллюминатора донёсся голос Клима Рогова, Нининого мужа. В юности он недолго жил в Шанхае и теперь собирал беженцев в кают-компании и делился с ними тем, что знал о Китае.

Нина из гордости делала вид, что её не интересуют эти собрания. Всё-таки неудобно сначала послать мужа к черту, а потом прибегать к его услугам.

– По бумагам Китай – независимая страна, – рассказывал Клим, – а на деле – почти колония Великих Держав: Великобритании, Франции, Италии, Соединённых Штатов и Японии. Китайцы потерпели поражение во всех войнах с колонизаторами, и те заставили их подписать неравноправные договоры. В результате белые получили неслыханные привилегии и низвели местных жителей до положения «не вполне людей». Китайских слуг, даже пожилых, называют «боями» – «мальчиками» – и дают им номера: бой номер один, номер два, номер три и так далее.

Нина украдкой заглянула в иллюминатор. Люди слушали Клима, боясь пропустить хоть слово. Они хоть и мечтали о Шанхае, но до стылого ужаса боялись его. Мало кто из них знал иностранные языки; большинство мужчин не владели никакими профессиями, кроме военных, а женщинам и вовсе непонятно было, на что рассчитывать: их-то готовили только к супружеству и материнству.

Клим выглядел усталым: тёмные густые брови были нахмурены, широкие плечи странно горбились. Но он, как всегда, пытался шутить над обстоятельствами:

– Сомневаюсь, что братья-христиане позволят нам умереть у них на глазах. Они же не хотят, чтобы к ним по ночам являлась целая армия призраков, жаждущих мести? Так что рано или поздно нас впустят в город.

Нина отступила от иллюминатора. Здесь, на корабле, она, по крайней мере, могла рассчитывать на еду. А что с ней будет, когда им позволят сойти на берег?

Нина уверяла себя, что без труда найдёт другого мужчину, но с недавних пор её стали одолевать сомнения. Кому нужна вечно голодная двадцатипятилетняя дамочка в обносках? Это в прошлой жизни, до революции, с нее можно было рисовать Царевну Лебедь, а сейчас – разве что Гадкого Утенка.

Единственной ценной вещью, оставшейся у Нины, был револьвер, который она забрала у Клима, чтобы он, не дай Бог, не пустил себе пулю в лоб.

Хмурясь и дуя на озябшие пальцы, Нина принялась рисовать елку, но вместо праздничной картинки у нее получилось нелепое чудище, похожее на гарпун с заостренными зубцами. За что бы она ни бралась в последнее время, у нее все валилось из рук.

Незадолго до отплытия из Владивостока Нина подхватила тиф, и в бреду ей постоянно мерещилось, что они с Климом живут под мостом и роются по помойкам в поисках еды. Они оба знали, что ему не найти хорошую работу: кому в Китае нужен журналист, который умеет писать только по-русски и по-испански? В английском у Клима было слишком много ошибок, а на шанхайском диалекте он мог разве что торговаться на базаре.

– Что-нибудь придумаем! – уверял Клим Нину. – Я уже однажды начинал с нуля в Аргентине…

Но Нина не слушала.

– Я не могу ждать, пока ты встанешь на ноги!

Однако чем дольше беженцы сидели на кораблях, тем чаще Нина жалела о своем решении. На кого она могла променять Клима? Кто мог сравниться с ним? Он был умен, предприимчив и талантлив; на него всегда можно было положиться…

«Неужели я действительно сошла с ума из-за тифа?» – думала Нина. Ей доводилось слышать, что после сыпняка у многих расшатываются нервы. В России половина людей переболела тифом – и, верно, это была одна из причин их безумной жестокости друг к другу.

Нина вновь заглянула в иллюминатор. Клим нарисовал карту Шанхая на куске оберточной бумаги и объяснял слушателям, где находятся рынки, вокзал и русская православная церковь, единственная на весь город.

«Нам надо помириться, – решила Нина. – Я подожду, пока они закончат, и поговорю с Климом».

Но примет ли он её? Сама Нина никогда бы не простила мужа, если бы он бросил её в беде. А ведь тогда, во Владивостоке, ему было ещё труднее, чем ей: он вынужден был не только кормить себя и её, но и выхаживать Нину, когда она заболела. О, Господи, как она могла быть такой неблагодарной?

Наконец собрание окончилось, и слушатели вышли на палубу.

Нина хотела подойти к Климу, но он стремительно прошел мимо, делая вид, что смотрит в другую сторону. К её ногам упала карта города, которую он нарисовал.

Нина подняла её и долго разглядывала. Клим сделал это нарочно? Он ведь знал, что ей больше некому помочь.

Спустились сумерки, и на лодках у пристани зажглись круглые бумажные фонари. Китайские рыбаки жили прямо на сампанах: тут же спали в шалашах, сооруженных из досок и тростника, тут же готовили в маленьких закопченных котелках.

Постепенно палуба русского парохода опустела – беженцы отправились спать, а Нина все стояла у борта, поеживаясь на ветру. К ней подошел Иржи Лабуда – невысокий сероглазый паренек с ярко-рыжими волосами и множеством конопушек на носу. На правой руке у него не хватало трех пальцев.

– Мадам, хотите, я вам зажигалкой посвечу, а то в коридорах темно, упасть можно.

Нину смешило стремление Лабуды услужить ей. Она спасла его от разъяренных казаков, когда те обвинили Иржи в воровстве хлеба. Они решили повесить его в назидание остальным, но Нина показала им на дырки в мешке, сделанные крысами, и маленького чеха отпустили.

Иржи ощущал себя чужаком среди русских – непонятным и никому не нужным – и был страшно рад, что Нина взяла его под крыло. Он рассказал ей, что когда-то ему прочили блестящую карьеру виолончелиста и он готовился поступить в Венский филармонический оркестр. Но началась Мировая война, его призвали в армию, и после ранения Иржи попал в лагерь для военнопленных под Самарой. Там он выучил русский язык; каким-то ветром его прибило к флотилии белогвардейцев, но теперь Иржи сам не знал, куда и зачем он ехал.

– Пойдемте спать, – позвала его Нина, но он не двигался с места, напряженно вглядываясь в темноту.

Нина повернулась и вздрогнула: к пароходу приблизилась большая джонка с резным драконом на носу. На её палубе, освещённой красными фонарями, суетились матросы.

– Мисси, пушки! – крикнул один из них, наряженный в шляпу-котелок и китайскую фуфайку.

– Что ему надо? – в недоумении спросила Нина.

Иржи двинул плечом.

– Вроде по-английски говорит, но ничего не понятно.

Китаец сделал вид, будто стреляет из пальца, а потом вытащил из кармана купюру и помахал ею в воздухе.

– Кажется, он хочет купить оружие, – догадалась Нина. – Спросите, револьвер подойдёт?

Было бы не худо продать его и обзавестись хоть какими-то деньгами.

Китаец растопырил пальцы на обеих руках.

– Ему надо больше, чем один револьвер, – сказал Иржи.

– А сколько именно? Десять?

– Больше, больше! – закричал китаец.

На палубу вышел капитан в сопровождении вахтенных матросов.

– Что тут происходит?

– Этот человек хочет купить револьверы, – взволнованно произнесла Нина. – Давайте продадим ему кое-что из нашего арсенала и заработаем денег?

Капитан посмотрел на нее как на сумасшедшую.

– В Китае эмбарго на ввоз оружия. Если нас поймают на нелегальной торговле, нас тут же депортируют.

– Сколько у вас наличности? – тихо спросила Нина. – Не русских фантиков, а валюты? Я слышала, адмирал Старк хочет продать суда нашей эскадры, а выручку разделить между героями гражданской войны. Вы герой? Если нет, то у вас не будет ни корабля, ни денег.

Капитан нахмурился.

– Я не имею права торговать оружием, оно мне не принадлежит.

– Но вы имеете право списать то, что пришло в негодность, – отозвалась Нина.

Помедлив, капитан все же пригласил китайцев подняться на борт:

– Перебирайтесь сюда, только не шумите особо, а то у нас уже все спят.

Первым через борт перевалил толстый субъект в модной шляпе и кожаном плаще нараспашку.

– Вечер добрый! – сказал он по-французски.

Нина обрадовалась: она неплохо знала этот язык и могла объясниться с гостями.

Толстяк смачно поцеловал её руку.

– Ого, какие персики водятся на этой посудине! Дон Фернандо Хосе Бурбано к вашим услугам.

Следом появились китайцы: тот, что вел переговоры, и ещё один – огромный, страшный, с обожженным лицом и вытекшим глазом.

Нина предложила им услуги переводчицы, но Дон Фернандо сказал, что женщине не стоит вмешиваться в серьезные деловые разговоры.

– Английский тут кто-нибудь знает? – спросил он.

Иржи, как ученик на уроке, поднял руку, и Дон Фернандо радостно хлопнул его по плечу:

– Ну, пойдем, рыжик, посмотрим, что тут у вас имеется.

Капитан велел Нине идти к себе в каюту, но она отправилась вслед за мужчинами в трюм.

Матросы по очереди крутили ручку электрического фонаря, а капитан показывал Дону Фернандо свои запасы.

– Здесь у нас винтовки российского производства, ручные гранаты типа Mills Bombs, наганы, прицелы для пушек, военные перископы… – перечислял Иржи, и Нина удивлялась, что она, оказывается, кое-что понимает по-английски.

Торговались до глубокой ночи.

– Что вы мне зубы заговариваете?! – сердился Фернандо. – Берите, что дают, и дело с концом!

Одноглазый подал ему маленькие счеты, и Дон быстро защелкал костяшками:

– Патроны – двадцать ящиков, винтовки Мосина – старое дерьмо, наверняка наполовину сломанное, – десять ящиков… Плюсуем гранаты… Шестнадцать сотен долларов – больше не дам, хоть лопните!