– Ну-ну, – нарочито вальяжно ответила Ленка, – Иди-иди. Про себя только тоже не забудь рассказать.
Настя села на место. Несколько минут она сидела, не проронив ни слова, но потом резко встала и стала собирать свои вещи. Девочка сняла висящий на крючке разноцветный рюкзак, собрала в охапку книжки и пересела от Ленки за свободную парту.
Ошарашенная Ленка наблюдала за действиями подруги и не знала, как поступить. Она не думала, что их с Настей дружба может закончиться в один миг. Да еще публично… да еще из-за кого? Из-за Карасева!
«Он мне за это заплатит!» – подумала Мыхина, но вслух не произнесла этих слов.
– Иди-иди, – небрежно, словно ее это вовсе не задело, и это не с ней не хотят больше сидеть, а она отныне брезгует Настей, сказала Мыхина.
– Можешь сразу к Карасю сесть! Будете сладкой парочкой – Карась и Щука.
Стас за ее спиной хихикнул, и Лена почувствовала облегчение. Власть в классе была не до конца потеряна. Многие, как и прежде, были на ее стороне.
Настя, не ответив бывшей подруге ни слова, принялась раскладываться на новом месте. Теперь Юркина парта была прямо перед ее глазами.
Юрку тем временем волоком тащили в учительскую. Галина Федоровна, схватив Карасева за руку чуть выше локтя, летела по коридору со всех ног. Ее каблуки гулким эхом звенели, разнося по безлюдному коридору весть о Юркином преступлении.
Мальчик же обреченно брел следом, едва поспевая переставлять ноги. Он представлял в голове, что скажет директору, но слова, будто тоже были против него. На ум не шло ничего. Да и что можно было сказать в подобной ситуации? Как оправдаться?
Лишь бы Наталья Викторовна ничего не узнала.
Дверь учительской с грохотом отворилась, и Галина Федоровна вместе с Юркой ввалилась в кабинет. Яркий свет ударил по глазам, и мальчик на мгновение зажмурился. Непривычно было видеть солнце, что яркими лучами лилось в окна учительской, после полумрака школьного коридора. Приглядевшись, Юра увидел Наталью Викторовну. Она стояла спиной к двери и задумчиво глядела в окно. Он сразу ее узнал. По цветастому платку, что был накинут на слегка опущенные плечи.
– Только не это, – подумал Юра.
Помимо Натальи Викторовны в помещении было еще несколько учителей и директор. Денис Григорьевич восседал во главе стола и о чем-то разговаривал по городскому телефону. Он, то громко говорил, стараясь переспорить собеседника, то угрюмо молчал, щелкая ручкой, то задумчиво рисовал круги на белом листе бумаги, лежащем для этих целей под клавиатурой компьютера.
Все в кабинете внимательно прислушивались к этому разговору, стараясь не пропустить ни звука. Лица у учителей были хмурые и задумчивые.
Позже Денис Григорьевич тяжело вздохнул. Его взгляд остановился на Юрке. Тот все еще стоял у порога, в цепких руках Галины Федоровны. Учительница ни на секунду не хотела выпускать из рук вредителя. Она, тяжело дыша, вглядывалась в лица коллег, пытаясь понять причину их беспокойства, но никто не решался нарушить священное молчание.
Наталья Викторовна, заметив Юрку, улыбнулась, но взгляд ее был очень печальным. Она аккуратно облокотилась на подоконник, повернувшись к нему спиной так, что солнечные лучи, коснувшись ее расписного платка, огибали ее силуэт, придавая контуру тела легкое, едва заметное сияние. Такое, как бывает у святых на иконах. От этого полу божественного свечения Юрке стало вдвойне горько. Он еще больше чувствовал себя преступником. Как он мог обмануть доверие этой доброй женщины? Как он мог так ее подвести? Мальчик чувствовал себя тем самым комком грязи, что отвалился от подошвы и черной, размытой кляксой растекся по полу. Комком грязи на белом бархате страниц учебника. Он и был всю жизнь этой грязью. Второсортным, убогим, ненужным. Досадной ошибкой, за которую теперь все расплачиваются. Обузой, сломавшей жизнь всем вокруг. Так ему в порыве отчаянной злости не раз говорила мать. Да он и сам это чувствовал. Юра знал, что если бы он не родился на свет, отец никогда не женился бы на его матери. Тетя Вера, его первая жена, узнав о беременности любовницы, не выгнала бы его из дома, и у Вари был бы папа. Отец не поссорился бы с бабушкой Зоей и жил бы сейчас припеваючи в богатом доме. Мать со временем нашла бы себе «достойного» мужа и тоже была бы счастлива. Все на свете были бы счастливы, если бы не он. Эх, и зачем только он родился? Наверное, чтобы портить всем жизнь.
