– Может быть, – говорю я и спешу уточнить. – А когда мы пойдем к Кошкиной? У меня мало времени. После Питера я должна ехать в Голландию и там общаться с художниками эмигрантами.
– Не вопрос. Как скажешь, там и пойдем. Она, наверняка, сидит у себя в норе и рисует.
Мокрый снег, мокрые ботинки, шелест шин. Люблю это. Хочется улыбаться.
– Сюда, – говорит Роня и ныряет в магазинчик. – У нее вечно шаром покати.
Пока Роня покупает жратву, я смотрю на экран телевизора, подвешенного к потолку над прилавком. На экране появляется знакомое мне лицо. Профессор Легион. Он лежит в луже крови с пробитой головой, а рядом валяется статуэтка Анубиса.
– Ого! – говорю я. – Это ж создатель «Психогеометрии».
Диктор говорит дальше:
«Очевидно, профессор был убит статуэткой Анубиса. Следствие предполагает, что преступление совершено сумасшедшим. Следов грабежа не найдено. К тому же, профессор вел скромный образ жизни. Весьма скромный. Почти нищенский».
– Идем, – Роня толкает дверь.
Мы выходим на улицу. По дороге проезжает «лендровер» с разбитым стеклом. Его ни с каким другим нельзя было спутать. Это еще одно подтверждение реальности происходящего. Или продолжения сна?
– Что? – Роня поймал мой взгляд.
– Ничего. Просто машина знакомая. Такое чувство, что город игрушечный. У тебя такое бывает?
– Временами. Заводные фигурки в заводном городке.
– Да. Жутко? – спрашиваю я.
– Или утешающе, – говорит Роня. – Европейский менталитет.
Мы перебегаем дорогу. На стене дома ветер треплет белую бумажку. Роня срывает ее и останавливается, чтобы прочитать.
– Разыскивается Елизавета Петровна Кошкина, совершившая тяжкое преступление, 25 лет, шатенка, одета в черную спортивную куртку.
– Кто же писал эту странную пьесу? – говорю я. – Подумать только. Некто Лера, которая снилась мне всю ночь…
– Лера? – переспрашивает Роня. – Блондинка с огромным бриллиантом?
– Да. Но уже без.
– Почему снилась?
– Потому что в реале куклы не разговаривают.
– Куклы? Опять эти чертовы куклы! – восклицает Роня.
– Что? Что ты знаешь о куклах?
– Профессор Легион – это Мастер Пластилиновых Кукол из снов Кошкиной. А Лера недавно заказала ей коллекцию странных графических работ.
– О, как! Я в шоке. Леру, кстати, тоже убили сегодня ночью. И Лоера, если тебе это о чем-то говорит.
Роня смотрит на меня с изумлением.
– И кто же?
– Не знаю. Возможно, я. Это же был сон.
– Тебе что-то подсыпали? – Роня вглядывается в мое лицо.
– Нет. Черная кошка перебежала дорогу, и все стало ненастоящим. Или наоборот. Я запуталась. Мне надо что-то сделать, чтобы прийти в себя. Лера почему-то ненавидела эту черную кошку. Но и кошка странная. Она появлялась из пустоты, и пропадала в пустоту.
Роня смотрит на меня с непонятным мне выражением.
– Поздравляю. Теперь ты настоящая петербурженка.
В серо-желтом колодце двора громко плещется эхо падающих с крыши капель. Роня набирает код, и дверь громко открывается. Лязгая механизмом, старенький лифт поднимает нас на последний этаж.
Звонок. Громкий.
Дверь открывает скуластая девушка.
– Привет.
Роня распрямляет перед Кошкиной сорванную со стены бумажку.
– Привет. Посмотри на это.
Она отступает, читая написанное, я иду за Роней в комнату, и она, наконец-то, на свету читает текст. Ее лицо меняется.
– Вообще-то, это было во сне, – говорит Кошкина неуверенно. – Как можно за сон разыскивать? Откуда они знают, что было у меня во сне?
– Я со стены сорвал! – Роня повышает голос. – Весь город оклеен. И по ящику – Рита не даст соврать – показали убитого профессора. В каком сне? В приступе лунатизма?
