– Ну, что, красавица, похоже, ты и есть Рогнеда?
– Я ненавижу тебя! – прошипела княжна в ответ.
Воины зароптали: да как она смеет так разговаривать с победителем? Что за пренебрежение! Посыпались со всех сторон советы:
– Князь, проучи девчонку.
– Верно, ее наказать надо.
– Отдай ее нам.
– Больно спесива.
– Мы спесь с нее сдерем мигом.
– Ага, вместе с одеждой.
– Князь, заставь ее ползать у ног твоих, вымаливать прощение.
Княжна пришла в ужас, услышав реплики из толпы, побледнела. Впервые она поняла, что не все в мире ей подвластно. Раньше она, постоянно окруженная заботой, вниманием и раболепием, и помыслить не могла, что услышит такие дерзкие речи.
Владимир наблюдал за Рогнедой. Ее замешательство пришлось ему по вкусу: испугалась девчонка!
– А ведь люди мои дело говорят, – усмехнулся он. – Может, мне и вправду отдать тебя им на потеху?
– Ты не посмеешь этого сделать, – тихо произнесла Рогнеда, чувствуя, как от страха замирает сердце.
– Почему не посмею? – притворно удивился князь.
– Я княжна родовитая, непозволительно так со мною обращаться.
Рогнеда сама уже поняла, что слова ее летят, будто в никуда, что князь над нею насмехается и ничуть не боится опозорить ее, и спасения ей ждать неоткуда: вокруг враждебные ухмыляющиеся лица, глаза, пялящиеся на нее плотоядно и нагло.
Владимир недобро сверкнул очами. Он и вправду разозлился на гордую княжну.
– Ты невольница, добыча. Ты досталась мне в битве. Я могу делать с тобою все, что захочу. Я послушаюсь своих людей и отдам тебя им. Они славно сегодня потрудились, почему бы им не потешиться такой красавицей.
Воины радостно загудели. Рогнеда смотрела на князя, отчетливо понимая, о чем он говорит. Но крик о помощи застрял в горле, бескровные губы пересохли. Глаза постепенно застил туман отчаяния, и сквозь него девушка увидела, как ее все плотнее обступает толпа воинов. Лиц она не различала, они расплывались, как во сне.
Князь поднял руку, давая понять, что речь его не закончилась, и люди остановились.
– Но для начала с тобой позабавлюсь я, – решил он. – Глупо не воспользоваться первым такой красавицей.
Владимир протянул руку и одним резким движением разорвал на девушке запону[13] и рубаху под ней, оголив упругие белые груди.
Княжна вскрикнула, невольно прикрываясь руками. Князь повалил ее в траву. Девушка, как могла, отбивалась, но тщетно.
Воины вокруг загоготали, начали подбадривать князя скабрезными шуточками.
Никто не обращал внимания на лежавшую женщину, а та вдруг подняла голову с земли:
– Что ж ты делаешь, князь, опомнись.
Голос прозвучал тихо, слабо, но столько в нем было гнева, что услышали его все. Женщина, морщась от боли, постанывая, села и с еще большим негодованием уставилась на князя.
– Ты же себя позоришь! Муж мой и сыновья в кровавом бою погибли. Род полоцкий трусостью не отличался никогда. Княжна тебе не даром досталась, чтобы ее гордость и честь вот так взять и растоптать.
Слова женщины возымели действие. Князь отпустил Рогнеду и встал с земли. Рогнеда села, судорожно пытаясь остатками одежды прикрыть оголенное тело.
– Твоя дочь слишком горда, – усмехнулся Владимир, оглядывая скрюченную фигурку девушки, – сама не пожелала по-доброму женой мне стать.
Княгиня взмолилась:
– Ты прав, князь, ты победитель. Но пожалей ее. Она сама не ведала, что творила, глупая еще, неразумная. Прости нас, князь.
Затем она строго посмотрела на дочь:
