Берег - страница 6
Чуть позже Соня вновь стояла в квартире, где было умиротворенно и тихо. Занавески смягчали дневной свет, откидывая на кухне фигурные тени, от чугунных, таких же как на работе, в щербинках батарей тянуло теплом. Электричество отключено, видимо за неуплату, вдоль стен вьются провода удлинителей. Соня на всякий случай щёлкнула выключателем – нет, не появилось. Вот и налобный фонарик, лежит на полу в коридоре, на потёртом линолеуме. Несколькими днями ранее вокруг него суетливо шагали ноги в форменных ботинках, чьи-то руки в перчатках с пинцетом и марлевым тампоном собирали смывы с россыпи мелких, успевших схватится, темно-красных пятен. Чьи-то пальцы вскрывали дорожную сумку и листали документы из неё, чья-то кисть проходилась щетиной по кружкам и стаканам на столе в то время, как в коридоре рядом с телом судмедэксперт машинально постукивал металлической линейкой по плечу трупа, диктуя осмотр следователю – ей, Соне. Яркий, бурлящий как поток горной реки, водоворот слов, действий, шуток, взаимных подколов и жалоб, перемешанных с матами, сплоченных общей задачей на несколько часов людей исчез. Призрачные силуэты снова растворились, как и девочки из сна, она вернулась в реальность и поняла, что продолжает смотреть на кухонный стол, подсыпанный крупинками дактопорошка. Соня поморщилась, настолько остро ощутила контраст сегодня и тогда, достала фотоаппарат и сделала несколько снимков общего плана, а затем детально отсняла фонарь и поместила его в пакет. Не как в фильмах, специальный полиэстровый прямоугольник с надписью evidence, а обычный желтый мешок из супермаркета.
Прикрепив бумажную бирку, Соня несколько раз обмотала пакет скотчем и спустилась в машину, предварительно заново опечатав входную дверь. На улице дождило. Дворники, поскрипывая, утюжили стекло, ледяные капли окрасили каменистую дорогу на выезде со двора в глубокие коричневые оттенки, подчёркивающие пустынность окружающих улиц. Мимо уже по асфальту с шумом пролетел уставший серый уазик. Соня пристроилась за ним и через десять минут была в конторе, где на удивление послеобеденная жизнь била ключом. Разговоры свидетелей, подозреваемых и следователей сливались в один фоновый шум, из которого можно было только прислушавшись выловить отдельные слова и фразы. В противовес картинке снаружи небольшой городской отдел встречал посетителей тёплым и ярким жёлтым светом дневных ламп, звонким стуком чьей-то ложечки о края кружки и тарахтеньем капсульной кофемашины. Соня с удовольствием сбросила влажную куртку, прошла в кабинет и увидела на столе кипу материалов, которые накануне отдала заместителю на проверку перед направлением в прокуратуру. Листы были испещрены разноцветными закладками с замечаниями. От их позитивного вида, который на самом деле предвещал потраченный на исправления, порой просто перестановку слов в абзацах, день, накатил дикий приступ раздражения.
«Господи», – Соня закатила глаза и со злостью бросила на стул сумку.
АННА Лето 1997 года.
Удивительный город раскинулся на равнине, выходящей к заливу в холодное заполярное море, составляющее часть океана, такого же недружелюбного и сурового. Город, построенный на костях, дороги от которого проложены заключенными – будущими мертвецами, такова была его история, отразившаяся в названии. Но люди часто строят будущее на останках прошлого, и счастливы, несмотря на поговорки, так что это не было чем-то удивительным, а скорее обыденным. «Здесь были тюрьмы, – говорили между собой дети, – мой папа мне рассказывал». Когда стало можно, у многих дома рядом с Мариной Влади стоял Солженицын. Соня его прочитала в десять.