Берег - страница 7

С Анной они так и не встретились. На следующий день небо разразилось дождём, объявляя конец лета. Для Севера это была редкость, когда вода падает волной крупных тяжелых капель, обычно в воздухе висела мелкая морось или слегка подкрапывало, затягиваясь  с утра до самой ночи. В такие дни летом без отопления становилось сыро и совсем холодно, на улицу идти не хотелось, постоянно кипятился чайник, доставались  из пыльных углов старые читанные-перечитанные книжки и одеяла, негромко из родительской комнаты шумели новости. Персональных компьютеров почти ни у кого не было, они стояли у родителей на работе, и всё, во что можно было поиграть – это недолго разложить пасьянс вечером,  пока отец или мать приводили в порядок рабочее место. Поэтому порой дети собирались небольшими кучками  у кого-нибудь дома, раздавали на дурака или резались в мафию, пьяницу, пиковую даму или подключали денди или нинтендо и  занимали очередь, чтобы поиграть в марио и мортал комбат. Это лето на гостей было скудным, и Соне весь день было тоскливо: она то застывала у окна, наблюдая за пустынной улицей, терзаемой ливнем, без признаков жизни, то включала телевизор и сразу выключала, так как было лишь два канала, по которым шли театральные постановки или скучные передачи о природе, то носилась по квартире, то тренировалась ходить на руках. Один раз, надев резиновые сапоги,  решилась выйти на улицу, где одиноко побродила по детской площадке, переворачивая ногой мокрые камни. Редкие прохожие таяли за завесой из холодного ливня.

Поздно вечером, когда все собрались за обеденным столом, дождь так и не прекращался. Облака, затянувшие  небо, принесли с собой строгие сумерки, отбросив на землю серое покрывало. Соня взяла вилку и медленно чертила в подливке дорожки, вполуха слушая, как родители обмениваются новостями. Она была ещё слишком мала, чтобы разбираться в политике, но по тому, как часто им приходилось готовить из сухих смесей, догадывалась, что дела обстоят неважно. Дома мешками стояли сухое молоко, яичный порошок и мука. Когда появлялись свежие яйца, пускать их можно было только на жарку, никакой выпечки – слишком расточительно. Блюда как правило были самые простые, вроде отварной гречки с маслом, бульона с олениной, жареного картофеля и местной красной рыбы. Кто-то скажет, ничего себе, красная рыба, но Соня её ненавидела за пересоленную шкуру в кляре, от которой накатывали приступы тошноты. Рыбаки отдавали её бесплатно мешками, перед этим распоров брюхо и выпотрошив икру, и рыба была везде и в любом виде: вареная, жареная, вяленая, сухая, солёная. После отъезда Соня несколько лет не могла к ней прикасаться.

Сегодня повезло – на ужин потушили тефтели, и не нужно выслушивать материнские упрёки. Отец повернул переключатель на панели и зазвучал местный канал. «О, кто-то пропал», – мать, прекратила крошить  в пальцах хлеб.

Соня только сейчас обратила внимание на бегущую строку в нижней части экрана. Белые буквы сложились в строки, которые заставили её оцепенеть и перечитать объявление несколько раз.

Ушли на прогулку и пропали две девочки. Одна из них Анна. День назад, то есть вчера, в последний удушающе жаркий день лета.

«Ты знала кого-нибудь из них, Соня?», – голос матери звучал как-будто издалека. «Что?,  – ответила она, – Что ты сказала?».

Несколькими часами позднее Соня сидела в зале суда, машинально листая стопку с копиями материалов дела к ходатайству об избрании меры пресечения её обвиняемому. За всё время работы следователем она никак не могла привыкнуть к ритму процесса и нервничала, когда судья задавал вопрос, есть ли у участников ходатайства. Она косилась на помощника прокурора, беззвучно одними губами спрашивая: «ну что, пора?», и, когда он кивал, вставала и торопливо зачитывала текст. Страх публичных выступлений предопределил её выбор на долгие годы после окончания институт: идти работать над делами и изобличать преступника или выступать в суде на стороне обвинения. Больше, чем работа следователя, её привлекала только работа эксперта. Вот чем бы она с удовольствием занималась всю жизнь: изучала объекты, посредством которых или на них человек оставил свой след, исследовала пространства, собирала улики, педантично упаковывала их в конверты, а затем тщательно осматривала в тишине криминалистической лаборатории. И никакого общения с людьми. Дверь хлопнула, в зал зашёл судья, раздался звук отодвигаемых стульев и все встали. Вчерашний задержанный переминался за решёткой из металлических прутьев и подходил поближе к краю, когда суд задавал ему вопросы. «Что можете сказать по поводу ходатайства следователя?». Задержанный тупо посмотрел на Соню, будто ожидая от неё подсказки. Адвокат в вязаном свитере с горлом возле клетки шёпотом повторил вопрос. «Следователь просит поместить вас в следственный изолятор на два месяца на время расследования дела, Ваше мнение по этому поводу?» – терпеливо продолжил судья. «А, согласен, конечно, согласен», – засуетился задержанный. Чёрная мантия скрылась за дверью в совещательную комнату.