Второй приступ опять начался с заунывного ощущения неустроенности чего-то в организме. Незнакомая ноющая боль нарастала исподволь, а её пик, резанувший тело от ступней до висков, ошеломил. Так у него ещё не болело ничто и никогда! Санька затаил дыхание, мучительно пытаясь уловить, откуда исходят болевые залпы, пронизывающие всё его существо. Лоб был в испарине, сердце колотилось с сумасшедшей скоростью, а сознание плавало в вязком омуте гнетущего ожидания чего-то жуткого…
И опять всё отступило. Паганель, медленно приходя в себя, лежал на топчане у печки. Ему теперь страшно было просто пошелохнуться. Боль будто бы затаилась, свернулась в клубочек и ждёт чего-то… Или ушла? Наверно, ушла. Надо бы уснуть, пока не вернулась…
Не успел… Крохотный очаг боли, нудновато ворочавшийся где-то в грудине, стал разрастаться, превращаясь в липкое мохнатое чудовище, впиваясь в тело цепкими беспощадными щупальцами. В сознание прорвался чей-то вопль, перекрывший колокольно звенящий в висках стук сердца. Потом всё куда-то пропало…
***
– Ну вот, более-менее… – Виталий стряхнул градусник.
– Сколько? – спросил Червонец.
– Тридцать семь и шесть…
– Ну, даёшь! Это же…
– Смотря с чем сравнивать. У него под сорок было вчера!
– Грипп?
– Не знаю, не знаю… На грипп не очень похоже. И хрипов нет. Разве что какая-нибудь экзотика? Но вряд ли… Откуда бы ей здесь взяться? Мне сначала показалось – аппендицит. Но и там всё спокойно. Даже не знаю, что предположить. В город выберемся – надо его ко мне в клинику. Может, кардиограмма что покажет…
Виталий осторожно прикрыл Саньку спальником и потянул Юрика в дальний уголок избушки, где у стола возился с ужином Славян. Первое, что, по его мнению, надо было сейчас Паганелю, это хорошенько проспаться в тепле.
Так получилось, что Червонец, не дождавшись Саньку к новогоднему столу и не застав его дома на следующий день, переполошил друзей и чуть ли не силком оторвал их от телевизоров, где повторяли бессмертную «Иронию судьбы». Прихватив домашней снеди и бутылочку, они двинулись на Китайку, с удовольствием подкусывая сверхчувствительного приятеля. Тем более после того, как распознали на снегу Паганелевы следы сорок шестого размера. Ну захотелось человеку уединиться – так какие проблемы? Жаль, конечно, что так и не обозначилась Санькина дивчина. Но опять же, кто его знает, что там у них не сложилось? Молчит ведь… Может, сам и дал от ворот поворот? Жаль, жаль… Девчоночка-то была славная! Но, как говорится, се-ля-ви…
Паганеля они застали без сознания в почти начисто выстуженной избушке. Похоже было, что провалялся он в таком состоянии с ночи: на углях в печурке уже начал оседать иней…
– Слышь, Витась, – Червонец необычно робко тронул товарища за плечо.
– А?
– Да я это… Ты погоди смеяться… Ну, в общем, я у него поле посмотрел…
– Ну и?.. – Виталий иронически глянул на Юрика. Завиральные идеи Червонца насчёт всякого рода телепатических чудес, действительно, веселили преуспевающего кардиолога. Во всяком случае, в интерпретации вечного студента-недоучки.
– Да пробит он весь, как дуршлаг! – с внезапной горячностью выпалил Червонец. – Совсем нет поля! Летом-то от него на версту шкалило – у меня аж крышу срывало! А сейчас – голый Вася!
– Ну и что? – с прежней иронией переспросил Виталий.
– А то, что высосали его. Почти начисто. Повампирил кто-то… —
недовольно буркнул Юрик.
