И все смотрели на окна своих квартир, в некоторых из которых полыхал огонь.
А я смотрела на того парня – чумазого от пепла, прокопченного, с красными белками глаз.
- Эй, малявка, ты живая? – щиплет он меня за нос, и я чихаю. – Ну ты и выдала, бестолочь. Где твои родители?
Открываю рот, чтобы ответить, но горло так дерет, что выходит только хрип. Кажется, вместе с кровью выходит.
- Они там остались? – хмурится мой спаситель, указывая на дом. – Ты за ними шла, да? Номер квартиры скажи, я постараюсь их…
- За кошкой, - шепчу, и хватаю его за руку, чтобы не вздумал возвращаться в этот ад. – Я за кошкой шла.
- Труба твоей кошке, дуреха, - сердито бросает парень.
А я всхлипываю.
Точно. Дуреха. Чуть не задохнулась ведь, и главное, что мы все живы, но… но почему я не догадалась схватить Маню, спавшую у меня в ногах? Почему забыла?
- Эй, не реви. На вот, - парень силком сует мне барбариску, и я сжимаю леденец в грязной руке. А затем слышу сердитый кошачий мяв. – Это не твоя пропажа?
Оборачиваюсь, и вижу – Маня. Распушила черный, с белой кисточкой хвост, и испуганно носится среди множества человеческих ног, ища нас с дядей и тетей.
- Нет, мелкая, - добродушно хмыкает парень, - это же нужно быть совсем дурочкой, чтобы такой учудить.
- Угу. Здрасьте, - развожу руками, и улыбаюсь. – А как тебя зо…
- Девочка моя! – причитает тетя Аня, накидываясь, и душа в объятиях. Сжимает мое лицо, целует в щеки, лоб, прижимает к своему влажному от слез лицу. – Мы тебя потеряли. Мы думали, что ты… что ты… ох!
- Подожди, - вырываюсь из ее объятий, закрывших меня от моего спасителя, и когда мне это удается, я вижу лишь прибывших пожарников.
А его нигде нет.
Открываю глаза поздним утром, улыбаясь от воспоминаний о той страшной ночи.
- Интересно, как у него жизнь сложилась? – бормочу, и по привычке заглядываю в тряпичный, с изображенной японской гейшей, кошелек, в котором хранится самое важное – та самая барбариска, колода карт, подаренная дедушкой и билет на концерт Рикки Мартина, от которого я фанатела.
«Наверное, того парня зовут… да, его зовут Дима. Красивое имя ведь, - фантазирую, пока принимаю душ, выстраивая картину жизни незнакомца. – Думаю, он стал врачом. Хирургом. Точно, он спасает людей. Сейчас ему около двадцати шести лет, или двадцать семь, и он счастливо женат. Благороден, всеми любим, уважаем».
Пусть так и будет.
Пусть у него все будет хорошо.
- Вика, - Ратмир ловит меня у лестницы, - куда собралась? К отцу?
Вот же… совсем из головы вылетел этот кошмар: Тимур в больнице, и его несносный сынок живет рядом со мной.
Правда, вчера вечером он человеком показался, но то, наверное, был бред.
- На учебу. Потом к Тимуру.
- Правильно расставляешь приоритеты, - «хвалит» меня парень, привычно издеваясь. – Правильно, нечего рядом со стариком сидеть, лучше уж веселиться с друзьями. Молодец, мачеха, так держать.
Тяжелая, уродливая ваза на столике у лестницы вдруг кажется мне прекрасной. Взять бы ее, замахнуться, и опустить на дурную голову этого придурка. Чтобы полежал в той же больничке, где Тимур.
- Избавь меня от своего сомнительного общества, - вместо этого говорю я, и пытаюсь пройти мимо.
- А я надеялся, что ты, наконец, дашь себе волю, и ответишь мне как следует, - разочаровывается Ратмир. – Я ведь еще вчера тебе советовал: учись держать удар.
Отталкиваю его с дороги, и разворачиваюсь, спустившись на пару ступеней.
