А потом вдруг протянул руку и слегка сжал мои пальцы. Простой жест поддержки. Но такой ласковый.
– Ты правда так думаешь?
– Даже не сомневаюсь.
Это было и впрямь приятно.
– Легко сказать, – с улыбкой заметила я. – Тут платили стабильно и очень неплохо по меркам Эл-Эй. Когда у тебя долг по ипотеке в сотню и обучение в университете еще по сорок тысяч за год, начинаешь ценить то, что имеешь.
Он молча смотрел на меня, мягко улыбаясь, но его глаза с хитрым прищуром словно говорили: «Ну, Жаклин, ты сейчас серьезно?» Я тут же прикусила щеку, чтобы не наболтать глупостей. Ну кто изливает душу на парковке у больницы парню, которого видит впервые в жизни, да еще прикованному к инвалидному креслу? Наверняка мои проблемы для него были бы самой большой удачей, учитывая тот факт, что он торчит здесь.
– Прости, да, наверное, это глупо. Все познается в сравнении.
– Однозначно. К тому же у тебя в отличие от меня достаточно времени.
У меня аж рот приоткрылся.
Не то чтобы его слова меня шокировали. За время работы сиделкой я всякого насмотрелась. Постепенно ко всему привыкаешь. Просто, глядя на этого, казалось бы, пышущего здоровьем парня, невозможно было поверить, что жизнь так беспощадно прошлась по нему своими тяжелыми ботинками.
– Каков прогноз врачей? – спросила я осторожно.
– Пару недель, – абсолютно спокойно ответил он. – Может, пару месяцев.
Не может этого быть!
– Мне жаль.
– Нет, пожалуйста, не жалей, – перебил он. – Запомни раз и навсегда: жалость – самое отвратительное чувство. Взять вот меня. О чем я жалею, как думаешь?
Я пожала плечами:
– Не знаю.
– Лишь о двух вещах.
– О каких?
– Что так и не успел увидеться с родителями и никак не могу решиться позвать тебя на свидание.
Хорошо, что я сидела, иначе точно бы грохнулась в обморок.
– Честно, я вот уже несколько недель за тобой тут наблюдаю. Поверь, ты —лучшее, что могло случиться с этим местом, так что они полные идиоты, что тебя уволили! – Он произнес это так уверенно, как будто и правда давно заготовленную речь. А потом вдруг опустил взгляд и едва заметно, самыми кончиками ушей, покраснел. Совсем не так, как краснела обычно я, – словно готовый взорваться от смущения помидор. Мило. И забавно.
Я опешила. Даже чуть наклонилась, чтобы приглядеться. Нет, он на самом деле покраснел. Покраснел передо мной – девчонкой, одетой в рабочие брюки и заляпанную томатным соусом футболку – у престарелых проблемы с тремором рук, знаете ли, – без косметики и с пучком на кудрявой, словно у пуделя, голове. И если раньше я еще надеялась на то, что у судьбы ко мне возникнет хоть какое-то благоволение, то сейчас убедилась: зря. Потому что только мне может вот так почти признаваться в любви отчаянно красивый парень, настолько же отчаянно готовый покинуть этот мир через, если повезет, пару месяцев.
– Могу я попросить тебя об одолжении? – вдруг произнес он, видимо расценив мое молчание как знак согласия. – Я отлично понимаю, что шансов в моем случае никаких. Так могли бы мы притвориться? Пропустить те стадии отношений, когда люди долго узнают друг друга, представив, что мы уже давно вместе?
Я моргнула:
– Сыграть твою девушку?
– Только на сегодня.
– А завтра?
Он пожал плечами.
– Если оно настанет, то и узнаем, что там нас ждет. А сегодня я хочу взять тебя за руку.
Я опешила и он торопливо добавил:
– Нет, я, конечно, не могу настаивать…
А сам посмотрел на меня так, что отказать было ну просто невозможно.
