Снова всхлип, громкий, безнадежный, снова сопровождаемый стоном раненого зверя. Блядь, ну и что с ней делать? Такое ощущение, что хуже секса со мной ничего не придумать. Меня это выводит.
– Слышишь, страдалица, может, хватит уже?
Она пытается подняться, неуклюже, тяжело. Опирается на ствол дерева и говорит:
– Уйди.
Ну и что? Цену себе набивает? Да похрен. Я молча разворачиваюсь и иду в сторону дома. Не удивлюсь, если сама через минут десять заявится.
7. Глава 6. Стася
Я не помню, как дохожу до дома. Внутри – пустота. Снаружи – слезы. Каждый мой шаг неосознанный, механический. А в тяжелой голове почти нет воспоминаний – только боль и тяжесть мужского тела сверху. Низ живота снова скручивает спазмом, как только я думаю о том, что случилось.
Боже, почему? За что? Зачем я побежала в этот парк? Зачем пила из той злополучной бутылки? И что теперь будет?
Я сама себе кажусь грязной, испорченной. Уж лучше бы сегодня это был Митя, чем… Кто? Кто был тот человек в парке? Один из парней на машине?
По дороге я никого не встречаю – и слава богу! Мне кажется, что любой бы понял, что со мной случилось. Как воровка оглядываюсь по сторонам, шарахаюсь от каждого звука и выдыхаю, когда сворачиваю на свою улицу. Закрываю ворота и сразу иду к колодцу.
Хочется утопиться в нем, но только мысль о бабушке останавливает. Открываю дверцу, снимаю ведро с ржавого гвоздя и, придерживая цепь, опускаю в воду. Ледяная вода льется на тело, меня начинает трясти еще больше, хотя ночь теплая.
Второе ведро, третье…
Но вода не смоет мой позор, ничего не вернет. Закрываю колодец и иду в дом. Вода стекает с меня, оставляет мокрую дорожку. Но голова уже работает лучше, а лучше бы остаться в забытьи.
Включаю в сенях свет, пытаюсь снять сарафан, но он намертво прилип к телу. Снизу на подоле вижу темное пятно, размытое от воды. Кровь… Снова слезы наворачиваются, и я падаю на пол, на колени, сжимая в руках мокрую ткань.
Между ног саднит, припекает. И бедра липнут друг к другу. Господи, а белье-то осталось в парке! Щеки начинают гореть от мысли, что кто-то найдет, поймет все.
Дотягиваюсь до ручки, нажимаю на лямку и оказываюсь в доме. Сюда доходит только свет из сеней, но я вижу стол и коробку на нем. Нахожу ножницы и начинаю в полутьме кромсать мокрую ткань. Цепляю кожу на животе, под грудью, но мне не больно, уже нет. Остатки голубого сарафана летят на пол, и я смотрю на него, стоя полностью обнаженной посреди дома.
И в памяти тут же всплывают светло-голубые глаза, обжигающие своим холодом. В парке были они, когда ненадолго загорелся экран телефона. Я снова не помню лица, только этот холод. Как вода, замерзшая зимой и попавшая под солнечные лучи.
Мотаю головой из стороны в сторону, чтобы избавиться от этого наваждения. Растрепанные волосы, еще несколько часов назад заплетенные в тугую косу, бьют по лицу и шее.
Я с минуту смотрю на ножницы, а потом одним движением срезаю волосы до плеча. Они падают на сарафан, напоминая витиеватый узор, потемневшие от воды.
Не знаю, что происходит. Двигаюсь странно. Делаю странные вещи. Может, я просто схожу с ума? Это было бы хорошо, просто… Но нет.
Иду в комнату, открываю шкаф. Вещи аккуратной стопочкой лежат на полке, а я вытягиваю снизу что-то темное. Все, что было сверху, падает на пол. Я не поднимаю. Просто нет сил. Надеваю вытянутую тунику и опускаюсь на кровать, подтягивая колени к животу.
