Тропинка, почти скрытая листвой, теперь вовсе перестала наблюдаться. Постепенно высокие деревья уступили место можжевельнику, едва ли замечающему происходящие перемены в природе. Мы пробирались меж кустов, когда-то, возможно, посаженных по классической немецкой модели, но теперь стоящих в совершенно хаотическом, а точнее – естественном порядке.
Жорж говорил с волнением в голосе – казалось, для него наш разговор принял весьма важный характер.
– Коллега, несмотря на то, что специфика ваших занятий исключает возможность уделять должное внимание этой теме, выводя её в разряд хобби, или же, если хотите, дела всей жизни, на которое нет времени всю жизнь, полагаю, что ваш нюх, напав на верный след, неизбежно приведёт к цели. И, поскольку по удивительному стечению обстоятельств ваш покорный слуга занимается вопросами практического построения интеллектов – а я посвятил этому толику своего времени – считаю нелишним кое-что рассмотреть.
Кустарник начинал редеть, открывающееся впереди пространство задышало клубами студёного тумана. Слова Жоржа в нём вязли и исчезали, наши одежды уже давно пропитал мокрый воздух, насыщенный запахом можжевельника. Г-н Павленко, сколько помню, весьма осторожно относился к собственным словам, никогда не говорил всей правды или всей неправды, но дозировал информацию в строгом соответствии с моментом. Впрочем, и мой критический ум всё воспринимает через сходный обратный механизм. Однако на этот раз характерная завеса таинственности, как мне виделось, была отброшена.
– Коллега, я не просто вплотную приблизился к созданию искусственного интеллекта в теоретическом плане, как это явствовало из моих слов. Я решил задачу практически.
– В железе? – оторопел я.
– Нет, совсем нет, как вы не понимаете.
Жорж взял меня за локоть, направляя куда-то вперёд. В стороне, на расстоянии вытянутой руки, я вдруг заметил нахохлившуюся ворону, глядящую мимо странных прохожих немигающим чёрным глазом. Её неподвижность, безразличие к нашим проблемам напомнили мне о странной встрече в библиотеке у Жоржа, но тот не дал мне додумать мысль.
– Главная сложность, с которой я столкнулся на поприще конструирования разумов, заключалась в элементной базе. Как вам удалось дознаться собственными силами, всё, что наработано нашей наукой, имеет в основании жуткий костыль, глиняные ноги. Чтобы оперировать нечисловым аппаратом, мне приходится действовать как рыцарю на льду – отбрасывая латы и оружие. Мы не слепы, но приучили себя видеть лишь семь градаций света. Соль же в том, что отдельных цветов как таковых не существует, ни красного, ни жёлтого, ни зелёного, но есть лишь радуга. Так вот, мне пришлось истратить тысячи идей, массу средств, горы материала. В конце концов, наиболее рациональным подходом оказалось использование образцов, выработанных натуральной эволюцией.
Крикнула ворона, зашумели чёрные крылья, и я рефлекторно оглянулся на звук.
– Однако вы должны чётко уяснить, с чем сопряжено это дело.
Там, где воздух ещё сохранял следы от взмахов птицы, я увидел основание, на котором она сидела – аккуратный надгробный столбик.
– Посмотрите вокруг. Здесь – память о моих давних неудачных попытках, над которыми я горевал, которые и сейчас порой вспоминаю.
Я огляделся и, глазам своим не веря, как во сне, увидел стройные ряды могил с надгробиями. Что больше всего меня поразило, так это их алфавитный порядок; взгляд мой выхватывал из отступающего тумана таблички без датировки, только с именами невообразимых ааронов, абнегусов, аванесов и прочих автандилов. Величие панорамы и значимость момента подчёркивались покойной тишиной. Глубоко вздохнув, я сказал: – Так значит вот оно, кладбище ваших идей. Но, всё же, как насчёт положительного результата?
