По французскому у нас был новый препод, клёвый, с ироничным голосом, который делает забавными его интонации, даже когда он серьёзен, и сказанные им гадости в адрес студентов или кого-то ещё. Например, на Юлию Тимошенко он ругнулся: «Эта смерть с косой». Об афганцах, по поводу каких-то новостей из Евроньюс, сказал, что «они, может, люди неплохие, но НИЧЕГО не знают». Об изобретении американцами СПИДа, чтобы негры вымерли, – «так Африка хорошая, а негры мешают». О французских HLM – «там живут французы с беларусскими деньгами». О вяло идущих на референдум литовцах: «Суббота ж была, все поехали картошку садить. Им есть надо, а не про Европу думать».
– А compatriotеs – это то же самое, что patriotеs?[4] Или наоборот? – спросил Ваня.
– Вы ещё перепутайте сионистов с импрессионистами! – патетически воскликнул Карелич, как его прозвала Доминика. – Это что-то АХ! Это что-то АХ!
В том году, опять же, мы так сдавали религиоведение: перед зачётом наши иностранные студенты (принёс же их бес арабский… или возник как реакция на арабоязычных студентов?) спрашивали у нас:
– А что можно сказать?
– Скажи про панисламизм.
– А это то же самое, что исламизм?
Они были при этом мусульманами! Может, для них как мусульман нет разницы? Или в их языке нет? Загадка.
Мы с Доминикой вспомнили также термины экстерн, интерн (явно же антонимы) и Коминтерн и имена Карп и Поликарп – много карпов или множественный карп.
Я записала все эти высказывания в блокнотик для приколов. От прошлогоднего француза Димсаныча тоже осталось множество записей. Это был милый и невозмутимый высоченный молодой человек, который мирно просил нас с Доминикой не читать книги на его парах, d’accord? У гэтым пытанні адчуваўся дакор, и мы с честными глазами обещали этого не делать. Вместо этого Доминика молилась ружанец, а я что-нибудь писала или листала учебник, освежая в памяти французскую грамматику. Прошлогодние записи, правда, были связаны с незнанием нашей группой французского – и нежеланием его учить:
Димсаныч читает на перевод: Le premier ministre belge a regagné son pays.[5] Юля, traduisez.
Юля не знает. Я, шёпотом Доминике: Отыграл Бельгию в карты!
Юля (услышав): Выиграл…
Димсаныч: Qu’est-ce qu’un cafard?
Доминика: C’est un problème.
Димсаныч: Oui. Julie, Qu’est-ce qu’un cafard?
Julie: Peut-être, c’est un problème…
Димсаныч: Oui, mais quel problème? Mental, physique?
Я: Il y en a dans la tête.[6]
(Пишу в записке: гипокриз (это сокращение от «гипотонический криз» я почерпнула из сериала «ER») – диагноз медицинский, а гипокризис – психологический. От hypocrisie. Доминика отвечает на той же бумажке: в школе нужно было пересказать текст, где была фраза: «Le Panthéon est un mausolée où reposent les hommes illustres de la France».[7] Один из наших переврал это в «mausolée de repos».[8] Санаторий!»)
Англичанин Яков Моисеевич был не менее эпичен.
– Inferno – ад.
– Что?
– Ад. Ад прадзедаў спакон вякоў мне засталася спадчына.
– Ад прадзедаў спакон вякоў мне засталася ДНК, – тихо сказала Доминика.
– И это тоже, – одобрил препод.
– «A friend in need is a friend indeed». Друг, которому что-то от тебя очень нужно, будет настоящим другом.
– По сути, верно, – невозмутимо сказал Яков Моисеевич. – Но вы же знаете, что обычно эту фразу используют в другом контексте?
– Да, – так же невозмутимо ответил Вова. – Обычно имеется в виду, что «друг познаётся в беде».
