Для самого Марка эти слова казались лишь материнским утешением, хотя ее рассуждения были не беспочвенны. Как-то же у Марка получилось сдать вступительные экзамены в одну из самых престижных академий в двенадцатом секторе, причем абсолютно своими силами. Родители тогда им невероятно гордились, пока в жизнь их семьи не появился терминал, который был подарен Марку в качестве подарка за проделанную работу. Они даже не могли себе представить, что это станет началом конца для их дорогого сыночка.
– Я понял тебя, мам, – ответил наконец Марк и на ходу начал лгать: – Мне нужно сделать домашнее задание на завтра, можешь, пожалуйста, меня оставить?
– Да, сынок, конечно, – произнесла она, встала, и, собираясь уже выходить, вдруг остановилась в дверях, добавив: – Я люблю тебя, сынок.
Марк лишь кивнул, не удостоив ее прямого ответа, о чем он сильно пожалел с тех самых пор, что не сказал этих таких простых, но важных для каждого человека слов.
Так она покинула комнату, оставив его наедине с самим собой…
Марк очнулся во тьме. Его голова болела так, что, казалось, вот-вот готова была взорваться. При попытке поднять правую руку и потрогать затылок, она отозвалась сильнейшей болью в запястье.
«Это все сон. Это все не по-настоящему. Мне нужно вернуться домой».
Но это была реальность, где царила боль и тьма. Он это понимал, но не хотел верить до конца, что его обманули как дурака, заманив в ловушку. Тем не менее сейчас это было неважно – его ждала либо смерть, либо пожизненное заключение, поскольку за терроризм в последнее время карали сильнее всех остальных преступлений. Даже если ты не принимал прямого участия в этой деятельности, но хотя бы имеешь малейшее к ней отношение, то с тобой Корпорация могла сделать все, что ей угодно.
Вдруг Марк почувствовал небольшие толчки, поняв, что он находился в кузове грузовика. Он не мог встать – сил совсем не было. Видимо, он потерял сознания, когда на его сломанную руку попытались надеть наручники. Скорее всего, у Хейкена была роботизированная рука. Это объясняло, почему он был в перчатке, а также его нечеловеческую силу. Теперь, лежа здесь, без сил, с болью и множеством вопросов, черные мысли снова начали копошиться в его черепной коробке:
«Мой друг с самого начала был против меня или его заставили? Зачем им нужен я? Что со мной будет? Они убьют меня? Почему они держат меня в клетке, как зверя?.. Все… Это конец. Так или иначе, это конец всей моей жизни».
Думая об этом, Марк вспоминал прошлое, такое далекое, словно старый фильм, который, кроме него самого, никто никогда не видел. Он пытался найти и уцепиться за тот момент, когда у него все могло сложиться намного лучше, но поиски привели его лишь к источнику всех сожалений, страхов и отчаяния за содеянное.
Тем временем тряска усиливалась, периодически останавливаясь и возобновляясь с новой силой.
«Куда меня везут? И почему я не в полицейской машине? Разве так должны перевозить террористов?».
Марка штормило то вправо, то влево. Иногда он подпрыгивал, что отдавалось болью в руке и голове, пока грузовик резко не затормозил. Мотор заглох. Снаружи послышались голоса:
– А где Голди? – спросил мерзкий старческий голос.
– Заболел, – ответил знакомый голос здоровяка Хейкена, – прямо перед самой операцией, представляешь? Пришлось самому всю работу делать. А что, тебе неприятно видеть мою рожу?
– Не шути со мной Хейк, ты же знаешь – мое единственное слово и ты отсюда вылетишь!
