– А желания самого человека встраивается в эту судьбу.
– Вероятно да, – Джону хотелось спать, но разговор был интересен. – Кровь определяет будущее, но это не значит, что она не смотрит на желания, самого человека. В тоже время, если дать желаниям весомую величину в выборе бремени, то наша цивилизация превратиться в космических кочевников, – он улыбнулся.
– Почему Вы так считаете? – заинтересованно спросила Мира.
– Потому что большинство молодых людей мечтают о космосе. В их глазах это свобода, красота, интерес. И как по мне это нормально. Мы взрослеем в ограниченном планетами пространстве, в редких случаях на станциях, и нас тянет в неизвестность. Намного интереснее управлять разведывательным фрегатом, чем писать алгоритмы и вылавливать критические ошибки в системе определения Крови.
– Это точно. Правда интерес пропадает в первый же прыжок. Дней пять-шесть серого фона с разноцветными полосками, убивают романтику и рождают желание смотреть на красные графики.
– Хорошо, что не у всех. Вечно быть запертыми на одном шаре, тоже такое себе удовольствие.
Она немного помолчала, не выпуская его глаза, и продолжила разговор:
– А если сильно желать человека, то желание перейдёт в брак? – Мира сделала хитрые глаза.
– Вероятно, да, но с одним условием – ответная реакция и соответствие генетическому плану.
– Ох, этот план… – вздохнув, произнесла она и пару секунд смотрела на Джона рассеянным взглядом.
– Без плана мы не победили бы мутации, болезни и отклонения.
– Отклонения, как по мне не победить.
– А как по мне, один случай на пару миллионов человек в год это победа, негодуя, сказал Джон.
– Ну не стоит так горячиться. Давайте спать, завтра Вас ожидает ооооооо-чень интересный день.
– Обычный день и только. Я не считаю данное событие слишком важным. На любой должности и в любом звании я лишь слуга Крови.
– А я слуга Жизни и Ваша жизнь туда входит. Спите, Джон, – Мира подвинулась ближе и положила голову ему на грудь.
– Я слуга Крови, – произнёс Джон.
– Мы слуги Крови, – откликнулись его братья. Он стоял на коленях, опустив покрытую капюшоном голову, а наблюдающие окружили его двойным кольцом. Считать их Рендел не стал, но навскидку прикинул – пятьдесят минимум.
– Я слуга Жизни.
– Мы слуги Жизни.
– Я уже не человек, а орудие в руках Разума.
– Мы уже не люди, а орудие в руках Разума.
Кольцо людей раскрылось, и наблюдающая Торос подошла к ещё мастеру Ренделу с золотой чашей, формой, напоминающей фужер, в правой руке, и белым балахоном, на левой. Вместо высокой ножки бокал держали три человека в балахонах. Сам же бокал был низкий и закругленный снизу. На его дне находилось небольшое количество красной жидкости.
– Я уже не человек, а наблюдающий Рендел. Я уже не человек, а наблюдающий Рендел. Я уже не человек, а наблюдающий Рендел, – произнёс Джон, когда Мира остановилась рядом с ним.
– Ты уже не человек, а наблюдающий Рендел. Ты уже не человек, а наблюдающий Рендел. Ты уже не человек, а наблюдающий Рендел, – голоса окружающих его людей слились воедино. Джон поднял голову. Мира с каменным лицом, половину которого скрывала тень от капюшона, смотрела ему в глаза и протягивала ритуальную чашу. Она прекрасна, подумал он про женщину, и ему стоило труда скрыть улыбку. Взяв чашу, он одним глотком выпил содержимое, которое обожгло горло и заставило тело покрыться мурашками. Джон отдал чашу женщине, а она одному из братьев.
