– И что?
– Ну, что… Путевки переоформили вчера. Она с детьми съездит перед школой… А я не хочу. Настрой не тот.
– Понимаю тебя.
– Дерганый стал. Бессонница, опять же.
– Понимаю.
И снова замолчали.
Последние розовые отблески растаяли в небе и на воде. Уже просматривались вдоль кромки берега космы темно-зеленой тины. Плескалась на стремнине рыба. Издалека донеслось тарахтение моторной лодки. Стихло. Егерский вертолет пронесся в сторону северных угодий. Ожидание уток выглядело все более комично.
– Можно не ждать, – сказал Антон. – У них разгрузочный день сегодня.
«Просто нужно вычесть все то, что несовместимо с нормальной жизнью, – думал тем временем Топилин. – Нормальной жизнью, век за веком проживаемой нормальными людьми. Хорошими, но земными. Теми, кто умеет удобрить компромиссом каменистое наше бытие. Всё просто. Ты же помнишь, здесь всё исключительно просто. Сложности не приживаются здесь, тонкости сыплются в труху: враждебная среда, Саша, поганый климат».
– Да блин! – не выдержал кто-то в близлежащих кустах. – Где эти долбаные утки?!
Послышался короткий женский смех, сучья хрустнули под несколькими парами ног.
– Поздно уже для кормежки. Облом.
– Да вертолет ебучий распугал, что еще!
– Господа! Здесь же дамы!
На травянистой полянке, окруженной камышовыми зарослями, сошлись несколько охотников, загомонили – вместо уток. Решали, как быть. Ждать смысла нет. Не прилетят. Нужно плыть, искать.
– Нужно пересчитаться! – скомандовал Долгушин. – Здесь лодок на всех не хватит. Придется из клуба тащить. Пересчитаться нужно.
Начали звать всех на поляну. Пересчитываться.
– Саша, у меня еще есть к тебе просьба небольшая, – сказал Антон, разворачиваясь бочком. – Можно?
– Конечно, – ответил Топилин, не ожидая ничего хорошего от этого угрюмого тона, от взгляда, устремленного ему за спину.
Топилин знал эту привычку Антона смотреть пристально мимо собеседника. Так и ждешь, скажет: «Вы что-то уронили». Вероятно, чтобы собеседник не мешал – своим ответным взглядом. Не сбивал с мысли. Сторонние люди поначалу озирались. Или пытались перехватить взгляд.
– Хочу загладить свою вину. Хоть и не виноват, – Антон развел руками. – Не виноват, да… Но тут такое дело… короче… Вдове его квартиру хочу подарить. У меня есть одна, стройвариант. Брал на продажу.
– Помню.
– Ну вот.
Топилин уже догадался, к чему клонит Антон. Старался просчитать, насколько обременительным окажется для него нежданный довесок. Утомительно. Неприятное продолжение похоронной истории. Но большим осложнением, кажется, не грозит. Пойдет по накатанному: созвониться, встретиться, передать предложение. Да – да, нет – нет. Не уламывать же ее, в самом деле.
– Не могу никак себя заставить. В смысле, к его вдове сходить. Ну, не могу… – Антон откашлялся. – То есть я схожу, обязательно. Прощения попрошу. Обязательно. На девять дней, например. Но сейчас… Непонятно, как говорить, что, – опять развел руками. – Короче, мрак.
Антон поднял камешек, запустил в камыши.
– Ты другое дело. Интеллигент. Слова подберешь.
– Антон, только мне уговаривать ее…
– А не надо уговаривать, – Антон оживился, пристроил ружье на сгиб бедра. – Не надо. Если что, я уже сам тогда… Ты главное… подай все правильно… Убедительно, как ты умеешь. А уговаривать не надо. Нет, это не надо. Сделаешь?
– Сделаю… да.
– Спасибо, Саш. Выручаешь меня здорово.
Раздался близкий хруст валежника.
