Граф сделал несколько шагов к хозяйке.
– Ну, не так пышно, я еще не архиепископ, -произнес он и поцеловал руку хозяйке долгим, почтительным поцелуем. Лорхен отвесила глубокий поклон, наклонив головку на бок, как, вероятно, учила ее мать. Молодой человек за спиной графа отвесил поклон.
– Франц Вегелер, -спокойно сказал он.
Мать, дочь и Людвиг поклонились.
– Ну, хватит церемоний, -сказал граф Вальдштейн и, повернувшись в сторону Людвига, сказал:
– Это Вы, господин ван Бетховен.
Не вопрос, а утверждение. Людвига еще никогда не называли господином. Он кивнул.
Все сели. Двое слуг стали наполнять тарелки. С лица Элеоноры не сходила улыбка. Людвиг с
интересом наблюдает за Лорхен. Не меняя наклона головы она продолжает улыбаться, но теперь Людвигу не нравится эта улыбка. Как все фальшиво, наиграно. Зачем ей улыбаться этому незнакомцу, которого она знает пять минут. Элеонора что-то весело рассказывает графу,
тот лучезарно улыбается. Да, в шарме ему не откажешь -столичная штучка.
– Грядут большие перемены, уважаемая госпожа Брейнинг. Я, поверьте мне, знаю это лучше других.
– Вы приехали с его двором? -спрашивает госпожа Брейнинг
– Да. Мы уже месяц в Бонне. Неделю были в Кельне, но ваш Бонн просто рай. Максимилиан осмотрел резиденцию архиепископа и остался весьма доволен. И, это по секрету, нас
ожидают приятные новшества.
– Я где-то читала: не дай Бог жить во времена перемен, -сказала Лорхен.
– Уж это точно не про нас, -сразу ответил Вегелер.
– Как знать, -ответила хозяйка. Помолчав, добавила:-Одно обнадеживает-он молод-наш архиепископ.
– Да, Двадцать восемь лет. Сейчас что-то назревает. Это все чувствуют. От императора до кучера. Здесь, у вас… у нас… извиняюсь, это не так заметно, а вот в столице на все смотрят по иному. Наш век требует иного подхода. По старинке уже не получится, а потому в планах собственный театр, общественные читальни и самое главное -Университет. Просвещение,
просвещение и еще раз просвещение!
Молодой граф с энтузиазмом рубил воздух рукой, заметно, что он знает гораздо больше, чем говорит.
– А что с театром? -спросил Людвиг.
Его эта тема интересовала больше всего.
– Основа театра -репертуар. Наш молодой архиепископ не из тех закостенелых старых пеньков и сразу взялся за дело. Он при мне беседовал с Моцартом, он хочет пригласить на должность
главного концертмейстера и доверить ему весь репертуар. Гайдн тоже не плох, но возраст и большая загруженность ему сейчас не позволят принять пост. О Сальери и не говорю. Он на такой высоте, что спускаться не в его правилах. Кстати,«Папа» сказал, что в планах у него Англия, но Максимилиан и я в один голос пригласили его в уже наш Бонн.
Людвиг не верил своим ушам. Если бы он стоял, то в этот момент просто упал бы на стул:
разговор с Моцартом,«Папа» Гайдн, Сальери… Неужели он увидит Моцарта или Гайдна!
Вальдштейн меж тем продолжал:
– И у меня есть несколько идей: как вам музыкальные вечера? Не дожидаясь ответа продолжил:-Наши музыкальные семьи, я думаю, будут не против.
– Конечно, -согласилась Елена и кивком головы указала на Людвига.-Наш начинающий
композитор и гордость-Людвиг Бетховен.
Людвиг чуть привстал с легким поклоном в сторону Вальдштейна.
И Вальдштей и его друг ответили простым поклоном в ответ.
– Я уже назову хоть три, -ответила Лорхен.-Вольф-Меттерних-раз, Два- барон Вестерхольт с сыном и дочерью, три -Готфрид фон Мастьо, у него четверо сыновей и дочь.
