Бей в самое сердце - страница 12



- Для Толи старается? – шепчет Кукушка, когда та наклоняется и касается пальцами пола, открывая парням, что приседают сзади, отличный вид.

И зачем цирк устраивают? Все и так знают, чем они с тренером занимаются после пар в подсобке. 

Я забиваю, сажусь подальше в полушпагате и разминаюсь по собственной программе. С приятной болью в натянутых связках лежу животом на полу, когда слышу шепот.

- Глянь на него!

- Да он офигеть какой крутой!

- Ты прикинь, сколько нужно заниматься, чтобы так накачаться?

Или химии сожрать. Поворачиваю голову вправо и наблюдаю, как Милованов задрал майку и вытирает лоб. Показушник.

- Сбор! – кричит Толик. – Давайте, живее-живее! На первый-второй рассчитайсь. 

Кто в лес, кто по дрова, но рассчитываемся.

- Вторые номера, выйти вперед!

Так мы разделяемся на две команды. Разбираем клюшки из коробки и очки. Вратари надевают шлемы. Великий Данте, окруженный девочками, что водят за ним хороводы, уходит на другую часть поля, а значит, мы по разные стороны баррикад. Вот и славно – улыбаюсь самой себе. Будет вполне законный повод треснуть его как следует.

По свистку все начинают хаотично двигаться. Если честно, никто так и не знает точных правил игры, обычно импровизируем. А сегодня у меня и вовсе другая цель. 

Сначала я толкаю Богдана плечом и даже извиняюсь. Милованов улыбается, трет ушибленное место – не себе, а мне. Отскакиваю от него метров на десять, не думаю о синяках, которые обязательно будут. 

Скоро он снова перехватывает мяч, и меня магнитом тянет врезать ему по колену клюшкой. Тренер свистит при жесткой игре, но мне плевать.

- Ой, прости, промахнулась.

- Ничего, - потирая ногу, произносит. – Если ты косая, смысл обижаться?

Я даже не реагирую на яд, только сильнее улыбаюсь и быстрее ношусь по полю за Богданом. Отхожу в защиту, когда он перехватывает мяч. Парни пытаются его остановить, но не выходит. Тот приближается к воротам, чтобы забить, но здесь я. Обезумев, тараном пру вперед. Милованов лишь в последнюю секунду отступает. 

Меня заносит, я торможу, наступив Кукушкиной на ногу.

- Ты больная? – он орет, будто режут бедного, пересекает зал, а я отхожу до тех пор, пока не упираюсь лопатками в стену. 

У него безумные, почти черные глаза, на руках вздуваются вены. На нас все смотрят, он свернет мне шею при всех?

Замирает Милованов у самого моего носа, не оставляет между нами и нескольких сантиметров. Вижу, как напряжены скулы, ходит челюсть.

- Дура, убьешься же, - шипит негромко.

Дура? 

От возмущения забываю о страхе. Он не выкинет меня в окно при стольких свидетелях, чего мне бояться?

- За собой следи!

Толкаю его, но каменная груда еле двигается. Приходится протиснуться мимо в опасной близости. Богдан пахнет свежестью и влажной кожей, хотя о чем я? Трясу головой и чихаю – так-то лучше. 

Но со следующим свистком в груди разгорается новое пламя. Злость из-за Зои, которая не бережет себя и подбирает все, что подкатывает в клубе, из-за сна с качком, который отбил желание спать в принципе в этой жизни, злость даже на Трофима, так нечестно бросившего меня после стольких клятв о вечной любви, – вся эта злость бросает опять вперед. Я не вижу Богдана, вижу все проблемы, получившие олицетворение. Мчу к противоположным воротам, когда в ноги неожиданно падает мяч. После короткой заминки подхватываю его клюшкой и собираюсь зарядить Милованову прямо в глаз, но не замечаю несущееся в мою сторону тело нашего Горшина – тот на две головы выше и килограмм на двести больше весит. И он, естественно, сбивает меня с ног. На полном ходу. Я падаю и бьюсь головой об пол.