Бей в сердце - страница 4

– Всё ясно. Павел Юрьевич, моё вам уважение. – Изобретатель Стольников искренне восхищался умом профессора – вот что значит академическое образование. Мозг работает на высоких оборотах вычислительной машины по решению любых ребусов, прокручивая сотни комбинация в единицу времени. Молодец профессор!

Сообразив, в чём дело, Яков попросил:

– Разрешите мне, Павел Юрьевич?

– Что, ввести комбинацию?

– Да, нажать.

– А может, я тоже хочу, – заявил Сергей.

Профессор, как и не заметив ремарки Тимофеева, понимая, что это он сказал наперекор, несерьёзно, как и многое, что вообще делал, Шаманов, кивнув головой, обратился ко всем остальным:

– Ну как, коллеги, разрешим молодому дарованию проявить себя?

Никто возражать не стал, и даже Тимофеев промолчал, поняв, что сейчас выступать будет как-то не серьёзно. Против мнения большинства он не бунтовал никогда.

Яков нажал на три разноцветных личика-кнопки (то, что они именно кнопки, а не верньер или рычажок, учёные уже определили путём проб и ошибок) – красную, жёлтую и последнюю – синюю, после чего, следуя указаниям профессора и треугольникам стрелок, надавил на центральное синее лицо – как ему показалось, безумное лицо, принадлежащее демону. Он ещё не успел отнять пальцев, как в стене что-то страшно хрустнуло, дверь тряхнуло и в прямом смысле унесло: вот она была, а вот её нет – унесло порывом горячего урагана, туда, в тёмную неизвестность провала. Впрочем, не такая уж и тёмная оказалась эта неизвестность. Тьма подмигнула белёсым могильным свечением, которое вначале тихо засветившись, потом померкло, чтобы в следующую секунду разгореться в полную силу полинявшим оранжевым. Добро пожаловать! Учёные топтались на пороге, никто из них не решался сделать первый шаг. Тогда вперёд пошли наёмники (варанги) – трое бойцов, взяв на изготовку автоматы, по приказу командира выступили к проходу, но их всех опередил неугомонный Вязов, посчитавший для себя зазорным уступать право первой ночи кирзовым мужланам. Яков вошёл в свет и пропал. Несколько долгих, резиновых секунд его коллеги и бойцы ЧВК «Штраус» томились в тисках напряжения, а потом прозвучал голос:

– Норм. Заходите, здесь ещё одна пещера.

Отряд вошёл внутрь, оказавшись не совсем в пещере, а скорее в сфере помещения искусственного происхождения, вырезанной прямо в скале неизвестным образом. Стены блестели, как будто их облили жидким стеклом, оранжевый свет отражался в них и заливал сферу прозрачным сиропом, но его источник оставался невидимкой: невидимый глазу светильник заглядывал в зеркала стен и там проявлялся, расходясь светящимся туманом по помещению. А вот пол не отражал света вовсе, он чернел как дыра космического пространства, лишённого звёзд. Ступив на него, у многих закружилась голова: им показалось, что они падают, летят в кромешную тьму и нет спасения, и нет смерти, а их поглощает всеобъемлющее одиночество. Наваждение продлилось недолго: стоило сделать пару шагов по космическому окну и ощущение падения пропало.

В центре сферы стоял остроконечный конус, на котором, скрестив руки на груди (острые локти вперёд, ладони обнимают грудные мышцы) и поджав правую ногу, приставив её ступню сбоку от левого колена, стояла фигура человека. Краснокожий мужчина, худой, с впавшими щеками, с выбритыми выше лба волосами, одетый в облегающее голубое трико, застыл в абсолютном покое, как балетный танцор, найдя точку совершенного баланса, стоя на мыске. Глаза прикрыты, веки полуспущены, на висках тускло светятся какие-то два диска размером с хоккейную шайбу. Живой? Сомнительно. Скульптура? Возможно, но очень уж реалистичная для куклы. Вокруг конуса, на полу, были нанесены насечки: четыре больших остроконечных, соответствующих сторонам света, и двенадцать поменьше, короче и менее глубокие, как на циферблате. Единственная тень во всём помещении притаилась под коленом краснокожего, стрелой своего клина указывая на деление, соседнее с насечкой, указывающей на север, упираясь в красную точку с чёрной короной.