От папеньки она унаследовала не только внешность, но и гонор, разве что с поправкой на возраст и пол.
Головная боль начала проходить, и на смену ей пришло отупение. То самое, когда физически всё нормально, а голова способна выдавать только шаблоны, притом самые примитивные, едва ли не животные. Помучавшись и попытавшись перебороть это, плюнул, и начал отрабатывать выхватывание пистолета из разных позиций.
Меня учили. Сперва в военном училище, потом в Испании пересекался с бывшим наёмником. Не то чтобы я сильно хотел, просто тот тип был кем-то вроде смотрящего в нашем гетто, а мне он благоволил. Ну и… иногда проще кивать и играть в поддавки, особенно когда тебе это ничего не стоит, а плюшки получаешь изрядные.
Энтузиастом практической стрельбы, да и стрельбы вообще я не стал, да и с военной подготовкой после гетто в общем-то завязал. Нет, было пара случаев…
Заключал как-то крупный для меня контракт с пожилым швейцарцем, и слово за слово… Опомниться не успел, а мы уже на личном стрельбище, и учить меня не абы кто, а призёр и победитель международных чемпионатов. Две недели стреляли, пили, ели, бродили по горам… и к слову, так и остались друзьями. Харизматичный дядька.
Н-да… чемпионом я не стал, но точно знаю, как надо, и что ещё важнее – как не надо.
– А с другой стороны, – пробормотал я, с тоской глядя на разложенные пистолеты и предвкушая сбитые до крови руки и не самое интересное для меня времяпрепровождение, – во времена перемен такие таланты более чем востребованы! К сожалению…
Начал как всегда медленно, вбивая движения в подкорку. Я делаю иногда эти упражнения, но так, от случая к случаю. С перерывами в несколько месяцев.
Я уже успел пропотеть и сбить руки, когда неожиданно в дверь позвонили. Похолодев, я вбил обойму в рукоятку и…
– … ой, барышни приехали! – суетилась в прихожей Глафира, сияя искренней радостью и помогая им разоблачаться.
«– Как нельзя вовремя» – мелькнула сардоническая мысль, и я вышел встречать сестёр.
– Алексей! – обрушился на меня вихрь объятий, тормошений и поцелуев, едва уловимо пахнущий духами, – Как мы рады тебя видеть!
– … завтра утром уезжаем, – делилась Люба, помалу кусая знаменитые пирожки Глафиры и закатывая глаза, показывая млеющей служанке, как она скучала без её стряпни, – я оказией воспользовалась и…
… дальше, очевидно, было то самое, женское, от чего у меня только белый шум в голове и отдельные слова, никак не вяжущиеся друг с другом.
– … а по подолу пустим… – поясняла Люба.
– … нет, нет и нет! – Нина энергично размахивает руками, изображая не иначе как флажковую азбуку, а далее снова женский шифр, в котором я понимаю только междометия.
«– Как мало человеку нужно для счастья, – старательно удерживая покерфейс, думал я, – замуж позвали, и всё, переменился человек». Не выдержав этого потока сознания, извинился самочувствием и ушёл к себе.
Достаточно быстро тон разговора переменился, и через закрытую дверь до меня начали доноситься фразы о счастье материнства, хихиканье и все эти словечки, которые в общем-то невинны, но тон…
… но хихиканье! Ужасно, право слово. Понимаю умом, что ничего «такого» в гостиной не говорят, но не могу отделаться от ощущения, что они тайком листают иллюстрированную «Камасутру», не меньше!
Потом они несколько угомонились и я вышел в гостиную. Люба, которую опять повело на ностальгию по тому, чего никогда и не было, начала вспоминать какие-то эпизоды из детства, густо приправляя их фантазией и розовыми соплями.
