Без лишних драм - страница 3

– Мы учились в одной школе.

Мне все-таки удается вырвать край полотенца из цепких пальчиков малыша. Но он тут же вцепляется в полотенце двумя руками и дергает еще сильнее. Я беспомощно озираюсь по сторонам. Жду, что кто-то вмешается. Если бы существовала анкета на должность идеальной няни, я прошла бы проверку по вопросам теории даже у самых требовательных родителей, но у меня нет никакого практического опыта. Я просто не знаю, что делать с маленькими детьми. Можно ли брать на руки чужого ребенка? Будет ли он тебя слушаться, как собаки слушаются человека, когда к ним обращаются твердым и властным голосом?

– Брук! Ну, конечно. Дочка Мишель, – говорит отец Джесси, проявляя поразительное безразличие к битве, которую я веду с его младшим сыном. В его тоне сквозит явное неодобрение, однако сложно сказать: то ли у него такой голос, то ли он и вправду не жалует мою маму, то ли и то и другое вместе.

– Да, дочка Мишель, доброе утро.

С меня стекает вода, я пытаюсь непринужденно вытереть лужу босой ногой и продолжаю потихонечку продвигаться в сторону своей комнаты, таща на буксире настырного малыша.

Джесси по-прежнему не сказал ни единого слова. Он стоит со своими коробками и наблюдает за моими страданиями. Его лицо абсолютно непроницаемо.

– Джесси, ты даже не поздоровался, – раздраженно произносит его отец. – Какой пример ты подаешь младшей сестре и братьям?

Снова этот тяжелый, неодобрительный тон. Мне вдруг вспоминается, как моя бабушка говорила об отце Джесси, что он – человек неприятный. Хотя точно так же она говорит о половине мужчин в нашем маленьком городке (включая милого доктора, который всегда оформляет пожилым пациентам лечение по страховке, хотя мог бы и не оформлять; и двух улыбчивых братьев, владельцев мясной лавки, которые отдают ей бесплатно обрезки хорошего мяса для ее сиамской кошечки Минти; и нашего соседа-вдовца, который однажды пригласил бабушку в ресторан), мне кажется, что в данном случае ее суждение было верным. Повисает неловкая пауза.

– Да. Извини. Привет, Брук, – говорит Джесси, прочистив горло.

В последний раз мы с ним виделись три месяца назад, на выпускном вечере в школе. Он и тогда был высоким, а теперь, кажется, стал еще выше.

– Привет, Джесси. – Я старательно изображаю невозмутимость, хотя стою перед ним полуголая и сражаюсь с его младшим братом, который никак от меня не отцепится.

Джесси ставит коробки на пол и подходит ко мне. Я не знаю, что он собирается делать, и немного тревожусь. Но он наклоняется и со словами: «Иди-ка сюда», – сгребает малыша в охапку, перехватывает поудобнее и закидывает себе на плечо, как мешок с картошкой. Малыш визжит от восторга и звонко смеется.

Джесси поднимает глаза, наши взгляды встречаются. Я смотрю на него, чуть прищурившись, как бы передавая безмолвное сообщение… о чем? Что я не хочу жить с ним с ним в одном доме, мы оба этого не хотим, но я приехала сюда первой, и если кому-то из нас придется уйти, это должен быть он, и то, как он со мной поступил – пять лет назад, – было и остается самым страшным предательством и унижением, которое мне довелось пережить, и я не простила его до сих пор. И никогда не прощу. Одним мимолетным прищуренным взглядом не передашь столько мыслей за раз, но я чувствую, что Джесси все-таки уловил суть.

Я бегу к себе в комнату, закрываю дверь и подпираю ее стопкой тяжелых книг на случай, если настырный малыш попытается ко мне вломиться.