– Согласна. Сменим на большую.
Давид отметил спокойную непреклонность ее тона и понял, что дело плохо. По стенам змеились трещины. Трещало. Где-то прорвалась вода и размывала самые основания.
– Машина, – продолжил Давид. – Она тоже не годится.
– Согласна, сменим и ее.
– Не так это просто, Сильвия. Любую покупку надо планировать. Мы не можем завтра пойти и купить все, что хочется.
– У нас нет времени, – возразила она.
– А собственно, почему? Кто сказал, что у нас нет времени?
– Это я тебе говорю. И мои тридцать четыре года. Мы стареем, Давид, хочешь ты или нет.
– Да ведь рожают и в сорок. Многие женщины. И ничего.
– Давид, сейчас самое время. Пока я не состарилась.
– Ты боишься родов? Если дело в этом…
– Я хочу быть своему ребенку мамой, а не бабушкой. А ты хочешь дожить до внуков?
– Ты уж и до внуков добралась? Пойми: я хочу детей, мы об этом столько уже говорили, но…
– Да, разговоров было много. Я вижу, ты хочешь и дальше только разговаривать.
Давид молчал. Надо было немедленно сказать что-нибудь, что спасло бы положение, вывело бы из быстро закручивающейся необратимой воронки беседы. Должны быть такие слова, но он не знал их.
– Вот так, Давид. Мы много говорили о своих детях. Что они будут – в будущем. Теперь это будущее настало.
– Так. Хорошо. Согласен. Но, Сильвия… нельзя же так – в один прекрасный вечер поставить на стол флакон фолиевой кислоты и ждать от этого жеста решения всех вопросов. Есть проблемы, которые не решаются с наскоку. Ты думала о том, что дети затормозят твой служебный рост?
– На нашем предприятии, Давид, не дают отпуск по беременности и родам.
– То есть как? Никто из женщин не рожает?
– Рожают, но при этом увольняются. Если кто-нибудь попробует не уволиться по доброй воле, уволят за неизбежные прогулы.
– Но это незаконно! Закон защищает материнство. В трудовом соглашении никоим образом не может быть пункта о…
– Его и нет. Это просто обойдено молчанием. А когда приходишь на собеседование, устраиваясь на работу, они, поговорив обо все остальном, бросают тебе в спину уже на пороге: «Ну, и вы сами понимаете, что о детях не может быть и речи».
– Так что же делать? – спросил Давид.
Сильвия смотрела на него в упор, словно ожидая, что он сам предложит ответ, но Давид потерянно молчал.
– Я сменю работу.
– На какую?
Сильвия говорила как человек, принявший твердое решение, и Давид мог противопоставить ему лишь слова – жалкое средство.
– На какую? На ту, где с беременными обращаются помягче. В любом случае я добьюсь, чтобы отпуск по родам мне оплатили. Есть законы, есть положенные по закону пособия.
– Ну ладно, а с моей-то работой как? Как ты будешь справляться одна, пока я в разъездах?
– Да, ребенок изменит все. В том числе и твою жизнь.
– Уж не хочешь ли ты, чтобы и я бросил работу?
– Нет, нужно найти другую – которая не потребует постоянных разъездов.
– Не так это просто. Я главный редактор. К такой должности, ты знаешь, человек идет долго, и найти равноценную замену…
– Значит, согласишься на менее ответственную работу.
– И мы тут же потеряем в деньгах. Представь – ты не работаешь, а я едва зарабатываю, какая жизнь!
– Все равно – что-то делать надо.
Сильвия не отводила от мужа твердого взгляда, а сам Давид прятал глаза. Уж очень она на него давила.
– Прости, сейчас я не знаю, что сказать. Дай мне прийти в себя.
– Давид, ты кто угодно, но не дурак. А потому понимаешь, что именно стои́т на кону сегодня вечером для тебя и меня. Я твердо решила больше не откладывать. Я хочу быть с тобой. Я хочу родить нашего ребенка. Разумеется, жду от тебя в этом поддержки – не думала, что это придется обсуждать… выслушивать твои аргументы против…
