Это именно то, что ему нужно. Он берёт телефон прораба и обещает быть завтра к восьми утра. Такой свободный график прекрасно отвечает его планам. Единственным минусом работы на стройке оказывается вечерний жор, не затыкаемый двумя кусками хлеба, оставшимися с обеда. Его друзья солидарны с ним, и вся команда направляется в эконом-столовую в центре, где за два доллара можно получить сочный обжорный ужин.
– Все проблемы от баб, – восклицает за ужином Фил, набивая рот провиантом. – Когда от меня уходила жена, я тоже был безалаберным балбесом. То-то она обалдеет, когда у меня будет своя киноиндустрия!
– Мертвец, ты вечно перегибаешь, ну какая индустрия, а? – смеётся Растаман.
– Ну, какие проблемы от баб, а? Зачем мы тут нужны без них? – возмущается рассудительный Доусон.
– Получается, из того, что ты сказал, правда только в том, что ты – безалаберный балбес, – подводит итог Джонни.
Все смеются.
Вилки весело брякают об посуду, а дружное чавканье друзей ощущается уже для Джонни родным. Счастье от набивания пуза едой возвращается в его бренную жизнь, а он только понадеялся, что освободился от зависимостей.
– Как ты думаешь, куда она поехала? – выдергивает его из размышлений Билли.
– Думаю, к отцу, она же говорила, – отвечает Джонни. – Доусон, у тебя нет связей в полиции? Возможно ли её найти?
– Связи есть. Но искать – дорогого стоит, тебе придётся пахать на стройке не одну неделю.
– Понял, буду пахать, – кивает в ответ страдалец.
– Ты уверен? Неужели она та самая, единственная и неповторимая? То есть, она ведь не зря сбежала! – пытается предостеречь его Растаман.
– Какая тебе разница, какой у человека стимул для движения вперед? – одёргивает его Билли, печально улыбнувшись брошенному влюблённому.
– Спасибо вам за поддержку! – произносит Джонни. – Да, я не надеюсь, что она будет рада меня видеть. Но Билли прав, такой стимул для движения тоже неплох.
Вечером Джонни рассуждает, как быть дальше. В его кармане мирно покоятся сто тридцать девять долларов и шестьдесят центов, невероятные деньги для него! Можно снять койку в ночлежке, но с учетом контингента, который снимает остальные сорок коек в помещении, его коробка в переулке окажется люксовым номером в этой же самой ночлежке. Тем более, может вернуться Селина. Он даже не разбирает её коробку в бесплотной надежде на это.
Он мирно идёт к своему переулку и только на третьем лице с испуганными глазами, уползающем в недра коробок за мусорными баками, Джонни понимает, что уличные жители теперь его боятся. Через два квартала располагается конура Корнелии. Что его там ждёт? Конвой из наёмных по двадцать центов на нос самых отвязных головорезов его мира? Ещё не поздно послать всё к чертям и повернуть в ночлежку. Или свалить в другой район, менее элитный и населённый, ближе к стройке, где он завтра должен быть. Можно ещё откупиться от карги, но тогда этот процесс грозит стать бесконечным, к тому же он не чувствует за собой вину для откупа. Джонни вспоминает Растамана, у которого наверняка нашлась бы лишняя коробка для друга, но подставлять его так сильно он не хочет. Джонни сам заварил всю эту кашу, ему самому и расхлёбывать.
Квартал до дома старухи.
«Твоя сила там, где твой страх, Ричард!» – говорил его дед по матери, которого он уже едва помнит.
Он останавливается у входа в переулок и смотрит на её жилище, а потом решается пройти между двух мусорных баков. Занавеска на входе вздрогнула и замерла.
