— Только не подумай, что это что-нибудь значит, — конечно, сказала она, когда он привёз её обратно домой. — Что мы начнём сначала или что-то в этом роде, — упёрлась рукой в стену. Смелая. Гордая. Упрямая. — Это был просто секс. Я пошла в бар кого-нибудь снять, но попался ты. Всё.
— То есть если бы не я, ты ушла бы с этим «греком», — показал он пальцами кавычки, — который подливал тебе в сок водку?
— Да сгодился бы кто угодно. Так что не мни о себе, Дымов.
— Не буду. Мнить, — усмехнулся Руслан, натягивая куртку.
Он закрыл за собой дверь, и помчался обратно убираться в чужом коттедже.
Счастливый, пропахший её духами, вдохновлённый. Влюблённый.
Но не доехал. Его остановила ДПС…
7. 7
Дымов долго думал (особенно усердно последние два дня — в одиночке СИЗО больше заняться было нечем) рассказывать ли Альке о чём она даже не подозревает, чего нет ни в одних служебных документах.
И решил — стоит.
Лучше правда. Алька поймёт. А если не поймёт… так ему и надо.
Увы, сегодня он выбрал неудачный момент для разговора — она торопилась.
Увы, принял проведённую вместе ночь за её желание начать заново — и ошибся.
Увы, сам того не желая, снова обидел.
Но отложено — не отменено. Проигранный бой — не проигранная война.
У него был запасной план.
Столько запасных планов, сколько потребуется.
Он не собирался отступать. Ни полгода назад, когда они развелись и она уехала. Ни сейчас, когда всё снова пошло коту под хвост.
Ему очень повезло, что квартиру на третьем этаже сдавали.
На первом открыли кафе (а когда-то была обычная булочная), на втором — шёл ремонт (а когда-то жил пьяница дядя Миша), на третьем — снял квартиру Дымов, на четвёртом — поселилась Алька, квартира на пятом стояла закрытой — Руслан посчитал, загибая пальцы, — в общем, уже много лет.
В квартире, которую он снял, был совсем не его дизайн: белые двери, ободранные до кирпича стены, люстры в виде обручей со свечами, под которыми только пентаграммы рисовать.
— Главное в дизайне этой квартиры — эстетика, — поясняла ему пожилая хозяйка, явно повторяя чьи-то чужие слова (дочери? внучки? дизайнера?).
Словно экскурсовод в музее, она открывала одну за другой распашные двери идущих «паровозиком» комнат, по которым можно было ходить по кругу — все помещения, даже ванную, сделали в квартире проходными.
Глядя, как шаркает ногами женщина, на выбившуюся из гульки на затылке прядь седых волос, на разбитые подагрой пальцы, всё так же унизанные тяжёлыми перстнями, Руслан невольно подумал: «А она сдала».
Её дочку, тёть Тамару, он терпеть не мог за вечно недовольное выражение лица, а вот внучка была ничего, с рыжими космами, не по годам большими сиськами, и вечно жевала жвачку, от которой во рту оставался сладкий арбузный вкус.
Этот вкус навсегда связал мозаичную плитку в подъезде, почтовые ящики, каморку под лестницей, где они целовались после школы, и его пятнадцать лет.
Странно, что ровно до этого момента Руслан ни разу не вспомнил рыжую девчонку в таком ключе, а ведь, можно сказать, это был его первый сексуальный опыт.
Странно, что задумался: где она сейчас, как сложилась её жизнь, когда старушке позвонили и, поспешно сунув в карман телефон, она пошла открывать дверь.
Но страннее всего, что именно внучку она и впустила.
— Ради эстетики функциональность может иногда отходить на второй план, — словно он с первого раза не понял, повторила для него внучка, вернее, красивая баба с тщательно закрашенной в тёмное рыжиной, но всё с такими же большими сиськами.
