«Самые шикарные сиськи Арабая! Только у нас! Предложение ограничено!» – гласила завлекающая надпись.
Время от времени письмена менялись, но сохраняли суть. Авторство картины приписывали Гугию Па – эксцентричному художнику и знатоку женской груди. Знаток прекрасного Гугий годы назад почил от дурной болезни. Имя натурщицы история не сохранила.
Охотник вздохнул. Стараясь не залезть в блевотную лужу, поднялся по ступеням и, задержавшись на миг, переступил порог знакомого до боли заведения.
Дребезжащий свет факелов, жужжащий гул голосов. Эротические полотна на стенах, чахлые пальмы в клепанных кадках. Хрусталь, красное дерево, лепнина. Грохот музыки, грубый смех, девичий визг, чмоканье поцелуев и смачные шлепки по голому телу. Пахло жареным на углях мясом, подгоревшим луком, гвоздикой, шафраном и острым перцем. Пахло пролитым вином, душистыми маслами, опиумом и гашишем. Пахло похотью и продажной любовью.
«Цыпочки» не менялись, навечно застряв в складках мятого плаща Повелителя Времени. Они не зависели от политического курса и религиозных норм, они игнорировали войны, биржевые курсы и выверты власть предержащих. Они были всегда и намеревались существовать вечно. Спрос на любовь никогда не ослабевал. Профессия и происхождение клиента не принимались во внимание. Дворяне и крестьяне, солдаты и ученые, духовники и ремесленники, чиновники и наемники… Каждый становился в «Цыпочках» желанным гостем. При условии, что в карманах посетителя позвякивало золото или серебро. Бордель не отличался дешевизной. Охотник некогда и сам хаживал сюда в качестве клиента, и ни одна девушка не могла пожаловаться на скупость молчаливого Гвардейца в длинном плаще-хамелеоне.
Старик вздохнул. Вышло жалко, но обстоятельство Охотника не расстроило. Он свыкся с потоком уходящих лет. Давно миновали времена, когда женщины заглядывались на его чеканный профиль, смущались под прицелом желтовато-зеленых глаз и таяли в крепких руках, обвитых толстыми жилами. Сегодня он не искал ласки. Охотник разыскивал друга, что никогда ему другом не был…
***
Из Гвардии Старого Императора в живых осталось трое: Шарманщик, Игрок и он – Охотник. Три колючих осколка кровавого прошлого, что цеплялись за ненужную жизнь обломанными гранями погибающего существа. Три победителя, познавшие вкус поражения. Три идеальных исполнителя невозможных задач. Три свободных человека, тяготящиеся своей свободой.
Давно умер Император Людовико X по прозвищу Старый. Давно умер сменивший его на троне Энцио II по прозвищу Ученый, и сын Ученого – Энцио III Задиристый. Давно потускнела сама Империя, одну за другой, словно жемчужное ожерелье разноцветные перловицы, теряя города и провинции.
Сорок девять лет назад завершилась их война, их Разлом, а Гвардейцы все еще жили! Видели происходящее, чувствовали его отравленные прикосновения. Их сердца наполнялись тоской, а души злостью. Они бездействовали и корили себя за бездействие. Думали о смерти, но Обделенная Богиня избегала общества бывших Императорских Гвардейцев…
***
– Вот те на, шайтановы слезы! – раздался хриплый голос немолодой женщины. – Или я вконец обезумела, или провидение затащило в мой пансион занимательнейшую личность! Сам Охотник собственной персоной! Страшно представить, чем мы, скромные лекари возбужденной плоти, заслужили оказанную честь!
Знакомый голос бухнул по ушам, выволок старика из пыльных архивов памяти. Охотник инстинктивно укрылся за разлапистым цветком с мясистой листвой, огляделся. Взгляд моментально прикипел к огромной, неумолимо приближающейся фигуре в крепдешиновом платье цвета сливок. Бегемотоподобная, декольтированная сверх меры фигура бесцеремонно расталкивала гостей, извергаясь на робкие протесты потоками брани. При каждом ее шаге слышался звон. Бряцали драгоценности, которыми фигура увешалась точно жрица какого-нибудь варварского племени. По приблизительным подсчетам стоимость украшений равнялась цене наемного кавалерийского полка. Или двух полков пеших латников.
