Вот только тогда он не знал, что это тихое счастье юноши на его пути покинет его в конце пути. И что многое из того, что дарило ему это счастье в его мечтах, вычеркнет это счастье из его будущей реальной жизни. Тогда он не знал, что вновь испытает это сладостное чувство практически в палате психиатрической клиники, напичканный мыслями о собственных страхах, и с чувством беспомощности против них. Он не знал, что спустя двенадцать лет это тихое счастье вдруг заставит его стиснуть зубы в попытке перебороть нахлынувшую вдруг боль разочарования. Боль уже вроде бы и привычную, но еще более острую на фоне этого сладостного покоя, словно донесшегося из его прошлого. Проиграл? Да, он давно чувствовал, что проиграл. Но сейчас, в дыхании воспоминаний о своих маленьких победах, он просто не мог простить себе этих мыслей. Ему было стыдно перед собой двенадцатилетней давности. Стыдно до слез.
Должен.
Звон дверного колокольчика резко оборвал щемящие душу мысли и заставил Сола буквально вскочить с кровати. Прежде чем открыть дверь, он аккуратно отодвинул край оконной занавески, и увидел на пороге Луизу – женщину лет пятидесяти пяти, исполнявшую в усадьбе роль экономки. Тут же задумавшись о своем решении предварительно увидеть потревожившего его человека, словно у него были причины скрываться от кого-либо из местных обитателей, Сол отворил дверь. Хоть и без особого желания, потому что женщина эта вызывала в нем смешанные чувства, в первую очередь, из-за не сходившей с ее лица улыбки, и до приторности отточенной вежливости. Казалось, пошли ее прямым текстом к черту даже совершенно чужой человек, чье положение не входило в сферу ее профессиональных забот, она бы все равно сделала все возможное, чтобы исполнить эту просьбу – все с той же приклеенной на лицо улыбкой. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы усомниться в искренности подобного поведения, и Сол крайне раздражался, что человек, на которого он, по сути, должен был обращать наименьшее внимание, заставлял его недоумевать относительно своей позиции. То ли вести себя с Луизой ее же приторным и рисованным образом, чтобы не дай бог не попасть в ее черный список, то ли наоборот придерживаться сухого тона и спровоцировать эту женщину на искренне ненавистный взгляд в глубоко посаженных, влажно-голубых глазах. Раздражала Сола и манера Луизы немного сутулиться и при этом вжимать голову в плечи, словно она старалась показать свое смирение и полностью принимала свое зависимое положение.
– Добрый вечер, господин Кеин, – прощебетала Луиза, обнажив верхний ряд белых и ровных зубов.
– Добрый, Луиза, – Сол тоже улыбнулся.
– Я зашла узнать, как вам сегодня подать ужин – сюда, как всегда, или, может быть, вам захочется поужинать в столовой?
– Я поужинаю здесь, Луиза. Спасибо.
– Как вам угодно, господин Кеин, – женщина кивнула и немного замялась.
Сол заметил эту реакцию и понял, что у Луизы на уме что-то есть. Ему не очень хотелось продолжать разговор, но один вопрос возник сам собой.
– А кто обычно ужинает в столовой? – спросил он.
– Господин Фак предпочитает и завтракать, и обедать, и ужинать в столовой. Супруги Райз также второй вечер подряд предпочитают ужинать в его компании.
– Пожалуй, я пока повременю с попыткой влиться в их коллектив.
– О, господин Кеин, вы знаете, я часто была свидетельницей потрясающих по своей атмосфере посиделок – ради бога, простите мне подобное выражение, – которые случались в этом доме. Лично мне всегда доставляло особое удовольствие, когда барьеры между людьми рушились, и они становились друзьями в этих стенах.
