– И однако это так! Сейчас ты всё ещё витаешь в далёком 43-м году, в июле месяце. Хорошо, тогда будем отсчитывать от этой даты. Значит через шесть месяцев и двадцать два дня, то есть десятого февраля сорок четвёртого года, штурман бомбардировщика капитан Проскурин Алексей Иванович, уроженец этой земли, нашёл линкор, который прятался в норвежском Альтен-фьорде, и его бомбы нанесли серьёзные повреждения «Тирпицу», где его дней через десять и добили английские лётчики.
Расстроенный Генрих сообщил ребятам о нашем разговоре, но остальных эта новость как-то не затронула, и они отнеслись к ней довольно спокойно, похрустывая спелыми яблоками.
После очередного подъёма показалось нужное нам село, вольготно раскинувшееся по пологому распадку тремя широкими улицами добротных домов на два хозяина, но чаще на одного собственника, с обязательными гаражами и хозяйскими постройками, хорошо видимыми с дороги, ведущей в село.
Стоявший в центре села мемориал, поставленный не во славу оружия, а в знак памяти и скорби, был когда-то обсажен берёзками, а сейчас здесь вымахавшие высокие деревья, укрывающие в солнечные дни мягкой тенью памятные плиты с фамилиями людей, не вернувшихся с войны домой. А на вертикально стоящих стелах прикреплены фотографии людей, когда-то храни-вшиеся у родственников по семейным альбомам. И никакой помпезности, горящего Вечного огня в бронзовой оправе и дорогого красного гранита, но всегда здесь лежат свежие цветы, и даже просто полевые ромашки. Всегда чисто, как будто и нет рядом деревьев с облетающей листвой, ни мусора, ни загнанной ветром бумажки. Даже на первый взгляд видно, как много людей погибло в этой маленькой деревне, защищавших от лютого зверья эту землю и свой мирный край, своих детей и стариков, своих аистов на крышах домов и свои неубранные поля с колосившейся пшеницей. Вы, читающие эти строки, только посмотрите и вдумайтесь, сколько мужских рук перестало ласкать своих жён и детей, сколько песен не спето на весёлых свадьбах, и посчитайте!
Кулабуховы – восемьдесят пять человек!
Гряздиловы – тридцать восемь человек!
Шляховы – двадцать два человека!
Молчановы – двадцать девять человек!
Домоновы – восемнадцать человек!
Маматовы – пятнадцать человек!
И ещё много похоронок с другими фамилиями принес в это село почтальон!
Я не мешал ребятам, а они медленно обходили по кругу это поклонное место – не только сельского масштаба, а всех людей русских, где бы они ни жили, и любой наш человек, находясь здесь, обязательно вспомнит своих родных и родственников, отдавших свои жизни ради того, чтобы жили их дети и внуки.
Обойдя мемориал, Генрих подошёл ко мне и очень серьёзно сказал:
– Прости нас, дядя Максим, меня и моих солдат, за то, что мы пришли на твою землю с оружием в руках! Прости!
– Да чем вы-то виноваты, вы, мальчишки, которым забили мозги фашисты своей звериной идеологией под фанфары и барабанный бой лживой пропаганды о вашем превосходстве, да и не воевали вы! А вот как простить ваших фюреров, эсэсовцев, гестаповцев, полицаев, бандеровское отродье и хиви, предателей из РОА, перебежчиков и трусов? Нет им прощения, и не будет никогда! Особенно своим, славянам! Татаро-монгольское нашествие было более нравственным и человечным, в сравнении с нападением на нашу страну этого фашистского зверья. После того, что они здесь творили, – ни один немец не должен был вернуться домой даже раненым – только трупом ему была дорога в Германию!
