– Алло? – услышал он знакомый голос. Связь была непривычно чистая.
– Привет. Это Егор, бывший больной. Помнишь меня? Мы вчера приходили за микшером, а тебя не было. – Как можно развязнее сказал он.
– Конечно, помню! Слушай, прости, пожалуйста, – виновато затараторила Оля. – Жара такая была, у соседки сердце схватило, а меня тут все врачом считают. Пришлось ее в больницу везти, а я так за нее испугалась, что даже записку не догадалась написать…
– Ничего, не страшно. С соседкой все в порядке?
– Да, все хорошо. Пришла в себя.
– Ну хорошо, что хорошо. У тебя все в порядке?
– Да, все в порядке.
– Жарковато вчера было.
– Ага. Очень душно.
– Не то слово как душно, – Том тянул разговор, лихорадочно соображая, как выйти на нужную ему тему. Но Оля его опередила.
– А у нас тут вчера в кафе что-то случилось, – сказала она. – Вроде даже стрельба была. Милиции понаехало. С вами хоть все в порядке?
– Та все нормально. Мы, наверное, раньше ушли, – ровно проговорил Том. – А что там было?
– Я не знаю. Я из больницы домой возвращалась, смотрю, – все оцеплено. Ну меня-то пропустили, я же там живу. Потом смотрю, а из кафе кого-то на носилках выносят, и в «скорую» грузят. Ну, я не стала близко подходить, постояла немного и ушла.
– Ничего себе, – Том почувствовал, как заныло где-то в животе. – Из кафе? На носилках?
– Ну да. В «скорую» положили и увезли.
– Хоть не накрытые?
– Не поняла?
– Человек в носилках не с головой накрыт? – чуть было не заорал он, но вовремя спохватился. – Извини, со связью что-то.
– Я не разглядела. Я только сзади видела, из-за спины санитара. Рука свисала, как неживая. Или без сознания, или убили.
– Ну ладно. Ты извини, что так вышло, – он вытер выступивший пот.
– Это вы меня простите.
– Ну ладно. Тогда в другой раз встретимся, – он резиново улыбнулся в трубку.
– А когда?
– Пока не знаю.
– Ну, тогда пока?
– Ага.
Том выдернул шнур трубки, онемевшими руками смотал его, поспешно закрыл коробок. Ему хотелось закопать этот злосчастный прибор прямо здесь, и бежать, бежать куда-то, далеко-далеко. Заныла в висках голова, запрыгало сердце. Он глубоко вздохнул, невидяще глянул на марево уходящих в горизонт рельс и быстро сбежал по сыпучему гравию насыпи на дорогу.
– Шо ты полохлывый[2] такий? Шо трапылось? – забеспокоился Сонечко.
– Ничего, все хорошо. Не спал просто, – пересохшим голосом проговорил Том, вернул трубку и пошел к себе…
…Вроде бы кто-то постучал в дверь. Или показалось?
Он обнаружил себя сидящим на диване. В доме было темно: когда он пришел, то, кажется, закрыл ставни. Напротив, на столе, трещал старый черно-белый телевизор. По единственному работающему каналу толстый мужик рассказывал о невероятных перспективах развития сахарной отрасли в их районе. Том никак не мог сосредоточиться на картинке, ероша волосы и зачем-то растирая руками лицо.
– Что же теперь делать? – билась в голове, как в клетке, мысль. Звонкий стук в металлическую ставню заставил его подпрыгнуть на месте.
– Все, пришли. – На ватных ногах он вышел в коридор, открыл дверь. Привыкая к свету, всмотрелся в незнакомый мужской силуэт.
На пороге стоял седой красномордый дядька в драных спортивных штанах. Через весь его лоб шла темная полоса – то ли от мазута, то ли от грязной ладони, которой он время от времени вытирал потное лицо. В другой его руке была потертая тетрадка.
– А мамка тута? – спросил он, заглядывая через него в дом.
