Бездна и Ланселот - страница 3

О, это было настоящее чудо! Судно огласилось восторженными криками на двух языках. Американцы и русские смеялись и обнимались, горячо поздравляя друг друга, как будто между ними никогда и не было холодной войны. Итак, завтра в воду спустят трал и глубоководный колокол, который доставит на дно водолазов, они погрузят и поднимут наверх золото и вообще все ценное, что найдут на борту. Так решил Пол. Он уверен в успехе.

– Но это, – говорил себе О’Нил, – мы еще посмотрим, по ком будет звонить колокол. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов.

Сидя в шезлонге, старик прикрыл веки. Он не спал, хотя перед его внутренним взором оживали картины прошлого, странные, как сон, так что уже было невозможно определить, что было на самом деле, а что воссоздано воображением.

Декабрь в Микронезии выдался на редкость знойным. Даже после захода солнца воздух над океаном оставался горячим и неподвижным, с иссиня-черного неба глядели в воду крупные звезды, а корабельный форштевень нехотя раздвигал темную маслянистую воду, беспокоя чужеродным звуком тихий сон тропической ночи. «Принцесса Елизавета» – недавно сошедший со стапеля фешенебельный четырехтрубный пассажирский лайнер – совершала свой первый рейс, выйдя рано утром 1 декабря 1941 года из австралийского Сиднея и имея своей конечной целью порт Гонолулу на Гавайях.

Океанские корабли – это плавучие города, которые не знают сна. Правда, днем на их палубах пустынно и тихо, а временное население отдыхает от истинной ночной жизни, которая начинается только с заходом солнца и продолжается до самого утра, но на капитанском мостике, в машинном отделении и многочисленных судовых службах кипит напряженная скрытая работа, которой достигается этот внешний покой. Однако стоит последним лучам солнца зажечь багряный пожар на широких окнах корабельных надстроек, как, дерзко бросая вызов слабеющему светилу, разом вспыхивают огни многочисленных салонов, ресторанов и казино, стремительно наполняющихся состоятельной публикой.

На верхней палубе царило особое оживление. Лоуренс М. Джадд, американский политик, недавно ставший губернатором самоуправляемой территории Гавайи, завершал свой вояж в Австралию, куда он сразу после назначения нанес первый деловой визит. В главном салоне был накрыт пышный стол, на котором между высокими букетами из белых лилий, источавшими терпкий пьянящий аромат, краснели огромные лангусты, достойные кисти фламандцев, на прозрачных горках мелкого льда ждали гурманов свежайшие кремовые устрицы, а в хрустальных вазах теснились груды экзотических фруктов. По залу сновали, лавируя между гостями, одетые в белые ливреи официанты; они ловко балансировали серебряными подносами, уставленными бокалами с шампанским. На столах, сдвинутых к краю салона, покрытых крахмальными скатертями и украшенных гавайскими цветочными леями, выстроился батальон из широких тяжелых стаканов, готовых принять в свое прохладное чрево темную влагу рома и виски.

На раут помимо политического штаба губернатора были приглашены присутствующие на корабле в качестве пассажиров американцы – крупные сахарные магнаты и офицеры морской пехоты, которые следовали на военно-морскую базу Апра-Харбор на острове Гуам, несколько американских дипломатов, направлявшихся с семьями в отпуск, – а также французский консул на Гавайях с супругой и два японских офицера, по-видимому военных атташе, по какой-то лишь им известной причине оказавшихся на борту «Принцессы Елизаветы».