Через два дня Виктор стоял в длинной очереди чикагского иммиграционного департамента с многостраничной анкетой на получение статуса беженца, каллиграфическим почерком заполненной Марком, той самой анкетой, с которой начались его новые имя и фамилия.
Первые два года жизни Вектора в Америке складывались из углубленного изучения английского языка, случайных работ за “кеш”, то есть за наличные, а потом полуторагодичной работы у дилера по продаже бриллиантов, на которую его порекомендовали через организацию помощи беженцам из СССР. У дилера Вектор работал мальчиком на побегушках, то есть разносил небольшие суммы денег и мелкие бриллианты в другие дилерские конторы Ювелирного ряда – так называлось место ювелирных мастерских на пересечении улиц Вабаш и Мэдисон.
Через полгода после подачи заявления на политическое убежище Вектор получил официальное разрешение на работу, которым, впрочем, не воспользовался еще год. Работа “за кэш” – шесть долларов двадцать пять центов в час – у бриллиантовых дел мастера его вполне устраивала.
Вектор жил в северном районе Чикаго, в подвальном помещении, которое он снимал вместе с руммейтом, по-русски – соседом по аренде жилья. Окна подвала поднимались над землей чуть выше окон его серпуховского дома, а обогревалась квартира батареей, почему-то подвешенной к потолку.
Однако заветного статуса беженца ему все не давали, на интервью не вызывали, хотя разрешение на работу продлевали регулярно каждые полгода.
Освоившись с английским, Вектор неожиданно нашел постоянную работу швейцара в крупной гостиничной фирме “Хайат”, тем самым изменив свой статус “зарабатывающего нелегально” на статус “законопослушного налогоплательщика”. На работу в отель он приходил шесть раз в неделю в девять утра, а уходил в час дня – таково было расписание его сокращенной рабочей недели, которая оставалось неизменной три года.
Подвал с руммейтом сменился на отдельный номер в гостинице YMCA, на углу улиц Чикаго и Стейт, в двадцати минутах ходьбы от его места работы. Номер за двести пятьдесят восемь долларов в месяц представлял небольшую, восемь квадратных метров, комнату с кроватью, маленьким шкафчиком на два пиджака и одно пальто, письменным столом и раковиной, спрятанной в стене за дверкой.
Однако, приглашение на интервью из иммиграционного департамента так и не приходило, и Вектор постепенно начал привыкать к своему положению “беженца, законно ожидающего статус беженца” с безвременным продлением разрешения на работу.
Неожиданно, правда, пришло письмо из русского посольства в Вашингтоне о том, что его паспорт, который пролежал в посольском архиве пять лет, является недействительным, и в соответствии с постановлением президента “Виктор Куиш не является больше гражданином Российской федерации в связи с непродлением российского гражданства”.
Денег, которые он зарабатывал в отеле – четыре доллара двадцать пять центов в час и чаевых до пятидесяти долларов в день – вполне хватало на оплату жилья, неплохое питание в китайских и мексиканских кафе и небольшие удовольствия в виде походов в кинотеатры, бильярда в диско-клубе “Экскалибр” и покупок одежды в магазинах “Великолепной мили” на Мичиган-авеню.
К концу шестого года в Америке русская жизнь Вектора казалась ему стирающимися воспоминаниями, в которых чаще всего возникал вид из окон его серпуховского дома и литое тело Анастасии, сжимающее его в любовных порывах стальными руками и ногами.
