– Чё ты там вякнул, чучело?! – возмутилась грубая Ритуля.
– Не слушайте этих злобных трепух, милая девушка, – продолжил потрясённый и отважный Ряба. – Перед отъездом я с Жориком созванивался. Он обещал обязательно приехать! Дня через три, через четыре будет, как штык в раскопе.
Валюня с Ритулей тайно перешептались, о своём, о пошлом, о бабьем, натужно рассмеялись, с вызовом рассматривали стройную красотку, пытаясь понять, насколько их дерзкие слова раздосадовали или обидели её. Воспитанная девушка осталась невозмутимой. Мускулистые, громоздкие, неповоротливые, как бегемоты в трясине лени и безделья, Никонов и Сторогин, дедушки Кэб и Лом, за ними мальчишки-студенты приподнялись на локтях со своих брезентовых лож, с любопытством рассматривая гостью.
– Девушка, а, девушка, – обратился Ряба к незнакомке, – вместо Жорика другой копатель из Москвы приехал. Очень даже симпотный! Хотите взглянуть? Он в раскопе землю грызёт.
– Нет, спасибо, – неприветливо ответила незнакомка, с внутренним напряжением и неприязнью незаслуженно обиженной, культурной дамы. – Как-нибудь в другой раз.
Она вернулась к «жигулям». Машина лихо развернулась и скрылась в клубах пыли.
– Ну и па-а-ава! – презрительно фыркнула Валюня. – А несёт-то себя!.. несёт… как… прям институтка из дворянских романов.
– Залётная стрекоза! – с неприязнью отозвалась Ритуля. – На Жорика нацелилась. Фиг вам! – и она вытянула бордовый кулачок, свернутый в кукиш, в сторону уехавших «жигулей».
– Худышка – так себе… суповой наборчик, – с ломотой челюсти зевнул здоровяк Сторогин. Дядюшка Влом предпочитал необъятные телеса кустодиевых51 красавиц, опять улёгся под тент, досматривать прерванный сон о дармовой выпивке и замороженном кусочке сала.
– Артистка, – с томлением по недостижимому, вздохнул скромный работяга Кэб – Федя Никонов. – Видать, столичная штучка.
– Симпатюля! – мечтательно прошептал Ряба, жёстко добавил, в отмщение багровым толстушкам за несправедливо злобное отношение к прекрасной незнакомке. – Не по ваше свинячье рыло, скверные вы тётки…
– Тёлки?! – прошипела, не расслышав, Валюня.
– Свинячье?! Ах, ты, мерзость! – разозлилась Ритуля, метнула в Рябу пляжным шлёпанцем сорок второго размера.
Худышон Ряба ловко подхватился, шутливо, обезьянкой, на четвереньках удрал к раскопу.
Сверху, с отвала грунта на Вадима посыпались сухие комья земли. По куче, запылённой игуаной, сполз, ближе к краю раскопа его сухощавый напарник по рытью.
– Гошку спрашивали, – доложил Ряба. – Девушка приезжала. Актриса или модель. Обалденно красивая! Классная!
– Не пыли, блин! – разозлился Вадим. Перед его глазами по раскопу плавали красные, оранжевые медузы, извивались лиловыми лентами щупалец. В ушах противно звенело. Вадим не расслышал, что сказал Ряба, попытался приподняться с корточек, но снова привалился обессилено спиной к прохладной стенке ямы. Пространство перед его глазами исказилось, свернулось в клубок, раскрутилось, ускоряясь, затем начало замедляться, распускаться, свиваться в оранжевые ленты, пурпурные змеи, кольца. Вся эта радужная катавасия происходила под нарастающий, пронзительный свист в ушах.
Обессиленный Вадим прилёг спиной на сухую землю на дне ямы, полил макушку головы тёплой водой из пластиковой бутылки. Ряба свисал на корточках с края раскопа, участливо протягивал ещё одну бутылку с минералкой.
– Попей. В теньке сохранил. Прохладная. С газом. Приятно станет. Тяпнет тепловой ударчик, неделю будешь валяться в окурках. Заканчивай пахать. Нечего тут рыться. Одни битые черепки. Ни одной дельной вещицы. П
