– Серёжа заказал эти изваяния полтора года назад, – сказала Дремлюгина. – Не у кого-нибудь, а у лучшего скульптора области.
У неё льняной сарафанчик прилип к телу, причёска сбилась, плечи покрылись мурашками, и в таком виде она казалась намного ближе и человечнее, чем была вчера…
Ирина Геннадьевна дрожала, однако не торопила гостя.
– Всё это мифы о бессмертии. Выходит, Сергей Петрович предчувствовал скорый конец? – спросил Вирятин.
– Да, Серёжа очень любил жизнь. Трясся над своим здоровьем. Последний год только о смерти и говорил, хотя вроде ничем не болел. Получается, предчувствовал. Наверное, потому и увлёкся этими мифами.
– Как может человек предчувствовать смерть, если ничем серьёзным не болеет? – задумался Павел Валентинович.
Вдова в ответ подёрнула плечами:
– Значит, может. Всё! Хватит! Продолжим разговор в гостиной. Я уже совсем промокла и замёрзла.
Она повела гостя к дубовой двери дома, за которым виднелась гладь лесного озера.
– У нас здесь нет наружного бассейна, только внутренний. Так решил Серёжа, ведь он купался в озере до ноября, чуть не до первого льда, – пояснила скороговоркой Дремлюгина.
Особняк с тонированными окнами был построен из охристого итальянского кирпича и покрыт толстыми листами меди, которая ещё не успела помутнеть. Из неё же были сделаны и водосточные трубы…
– Видите: сплошная медь, – сказала Ирина Геннадьевна. – Её он поставил, когда менял кровлю. Мол, вдруг опять рванёт Чернобыль, и ветер принесёт сюда радиацию, как четверть века назад. Сергей Петрович очень её боялся. Все продукты проверял дозиметром.
Она открыла дверь и, проведя Вирятина по винтовой лестнице на второй этаж, пригласила в обширную гостиную.
– Садитесь. Домработница сейчас принесёт сухие рубашки и брюки. У вас с Сергеем Петровичем почти одинаковый рост и размер, так что будет из чего выбрать. Я, кстати, тоже совсем окоченела, хоть была под дождём и меньше, чем вы.
Раздался детский плач, и Ирина Геннадьевна выбежала в коридор. Вскоре в зал вошла служанка с ворохом поношенной одежды.
Вирятину было неприятно надевать вещи недавно погибшего человека, но капризничать не приходилось. Он выбрал шерстяные штаны и фланелевую рубашку потеплее – и, как только прислужница вышла, начал переодеваться.
Хозяйка не торопилась возвращаться. Чтобы избыть время, Павел Валентинович стал рассматривать гостиную, обставленную неожиданно скромно. Не верилось, что это жилище первого богача города Ямова. С зеленовато-серыми шёлковыми обоями почти сливались небольшие графические этюды и застеклённые рамки с реставрированной древней утварью. Неподалёку в застеклённых этажерках стояли лепные глиняные горшки с простым геометрическим орнаментом.
Раздалось цоканье каблучков. В гостиную вошла хозяйка дома в шёлковом траурном платье.
– Извините. Приняла горячий душ и покормила ребёнка, поэтому и задержалась.
Её шею украшало ожерелье из прозрачного голубого камня – под цвет глаз. Павел Валентинович задержал на нём взгляд, что не осталось не замеченным Ириной Геннадьевной.
– Это подарок мужа, – сказала она. – Огромная редкость: голубые бриллианты.
Они сели за дубовый обеденный стол. Служанка принесла горячее вино, и Вирятина окутал запах корицы, чёрного перца и мёда.
– Надо согреться, – улыбнулась ему хозяйка особняка. – Всё-таки осень, а вы долго пробыли под дождём. Я люблю пряные глинтвейны. С перчиком. Не знаю, как вы. Выпьем, пока повар готовит ужин?
