Я пыталась выяснить, а чем Верхние Караси хуже Вознесенки? И не находила ответа.
Лично я, войдя в этот мир значительно позднее, принимала свою жизнь как данность. Мне не с чем было её сравнивать, и если что-то происходило в жизни, значит, так надо было – не важно кому.
И я понятия не имела, какой такой храм стоял в центре села, да ещё и рядом с нашим домом, как выглядел храм и зачем он был нужен. На обширной площади нам, ребятишкам, хорошо было собираться и играть, да и взрослая молодёжь, бывало, играла в лапту или городки. И только недавно узнала я, что каменный храм в Верхних Карасях разрушили при Советской власти в 30-е годы, как рушили многие и многие храмы в нашей стране, изгонялись и уничтожались священники во имя новой коммунистической идеологии и поставленной сверхзадачи: «Мы наш, мы новый мир построим». Зачем нам Бог и Церковь, мы сами будем почти как боги: «отречёмся от старого мира» и построим новый. Ну и что строили? Да вот, например, из камня разрушенного храма построили горно-обогатительную бегунную фабрику в Куйсарино.
В мои детские годы однажды вместе с моими братцами меня занесло в район Куйсарино недалеко от шахты «Майская». Вначале издалека я услышала страшный грохот и скрежет, потом, подбежав поближе к металлической решётке ограждения и заглянув сквозь неё в темноватое помещение, я увидела, как два чудовищно огромных колеса «бегают» в огромной чаше и дробят-перемалывают камни. Было такое у меня ощущение, что я по-гулливеровски маленьким лилипутиком попала в страну великанов.
И, словно смутный сон, вспоминаю такую картину. Иногда с подружкой мы забегали в соседний с нашим дом Булатихи, нелюдимой и немногословной старушки. Её взрослая дочь Клавдия, напротив, отличалась чересчур бойким нравом, зналась со всей деревней, да и со многими за пределами деревни. У неё подрастала хорошенькая трёхлетняя дочурка Галинька. Рассказывали, что Клавдия родила её «от залётного молодца», вроде бы от милиционера из Чебаркуля. К «тёте Клаве» мы по-соседски забегали. На селе ведь – как? Можно запросто, без всякого приглашения зайти в любой дом.
Однажды мы с подружкой долго засиделись в горнице – пили чай. Клавдия открыла дверь в соседнюю комнатку. Свет в неё не попадал с улицы через окна, всегда закрытые ставнями. И в этой темноте я увидела на стенах очень большие «картины каких-то необычно строгих дяденек в длинных материях». Таких «картин» я ещё никогда не видела. А это были иконы святых, и как я теперь понимаю, храмовые иконы. Возможно, из снесённого храма. Булатиха хранила их у себя. Интересно, где они теперь – эти старинные иконы? Тогда я была мала, не спросила, не узнала, так это или не так? Прошедшее время меня не интересовало.
Наверное, от прежних времён осталась на реке мельница. Казаки жили оседло и для прокорма своих семей имели земельные наделы и сеяли хлеб. А раз так, то и мельница была нужна. Вот и поставлена на реке такая водяная мельница, которую мы видели главным образом в книжках с картинками. А я видела её в детстве, но что-то не помню мельницу работающей. В мою бытность всё взрослое население было занято в золотодобыче, обширные поля за рекой заросли травой. Муку горнякам привозили откуда-то из района и распределяли по талонам.
И теперь хватит историй, пора снова вернуться в моё нынешнее время.
Мы с сестрой стоим на крепком мосту. Той давней плотины уже нет. Река расширилась, и она полноводна и справа от моста, где когда-то стояла мельница. Но я опять внутренним своим взором вижу невдалеке деревянные, шаткие мостки, с которых деревенские женщины полоскали выстиранное бельё, и здесь, ниже плотины, река была совсем мелководной – можно было перейти её вброд по каменистому дну на противоположный берег.
