– Куда это ты?
– За Вовкой! Тётя Зина отдаёт нам его так! – выдохнула я, еле справившись со своим сбившимся от спешки дыханием.
Тут уж мама решительно пресекла мои намерения, сказав:
– Ну хватит! Сиди дома! Разбегалась.
Но я вырвалась из маминых рук и опять убежала. Чуть не плача, сообщила тёте Зине, что мама не велит забирать Вовку.
– Ну, ясно не велит. И я сейчас его не отдам. Видишь, он уже спит. И на улице становится темно. Ты завтра приходи!
Тётя Зина думала, наверное, что завтра я забуду о своих намерениях. Не тут-то было! Назавтра я опять явилась за Вовкой, и опять мне его не дали, придумав очередную отговорку.
А дома я ещё долго продолжала канючить: «Мама! Я хочу Вовку!»
И так надоела маме, что она купила где-то небольшую куклу – мальчика в пионерской форме. (Может, папка ездил в город в командировку и привёз по заказу мамы.)
Кукла мне понравилась. Я тут же нарекла её «пионером-Вовкой» и утешилась.
А когда мне исполнилось лет семь, мама привезла откуда-то настоящую большую куклу. Утром я проснулась, а на стуле сидит ОНА. Мой вздох восхищения. Куклу звали Таня. Не помню, куда она потом делась. Наверное, мама взяла её на время – куклы в то время были большой редкостью. И больше за все остальные детские мои годы кукол у меня не было.
Зато в один солнечный майский день – 12 мая 1946 года – родился братик. Мама рожала его дома в своей комнате. Роддом в селе отсутствовал.
Двери в нашу детскую комнату были плотно закрыты на крючок, да и спали мы тогда крепко.
Я проснулась утром. Увидела, что у запертой двери о чём-то шепчутся Герка с Женькой. Тут же вертится моя двоюродная сестрёнка Галька, поднявшаяся к нам снизу из подвального этажа.
А потом дверь распахнулась. Я увидела, что мама моя лежит на кровати, укрытая до пояса одеялом. Улыбается. Бабушка выносит из комнаты ведро и таз. Лицо у бабки довольное – прямо-таки светится. У стола стоит наш фельдшер Дора Михайловна, тоже улыбается. А на столе лежит какой-то свёрток.
Дора Михайловна приглашает меня подойти поближе. Говорит:
– Ну, смотри, Люсенька! Какой теперь у тебя есть братик!
Я приподнимаюсь на цыпочках, заглядываю в красненькое, сморщенное личико маленького человечка.
Один солнечный лучик пробивается сквозь окно и упирается в это личико. Солнце тоже словно бы улыбается и радуется появлению у нас нового члена семьи.
Существует домашняя легенда: как мы выбирали имя ребёнку. Мама рассказывала, что на её вопрос, как назовём ребятёнка, будто бы Женька сказал:
– Назовём его Енакием!
Дело в том, что они с Геркой недавно прочитали повесть «Сын полка» Катаева и почему-то им понравился не главный герой книжки Ваня Солнцев, а командир Енакиев. Вот в честь его и решили назвать родившегося брата.
Мама поправила:
– Геннадием. Мы назовём его Геной.
И мы дружно приняли это имя, трансформировав его в Генку.
Так или иначе, Генка стал вдруг центральной фигурой в доме.
То и дело кто-то задавал вопрос:
– Ну, что наш маленький?
Маленький рос, сосал мамину грудь, спал в люльке, подвешенной на толстой пружине к потолку. Я видела все перемены, происходящие с ним по мере его роста, радовалась наравне со взрослыми. Вроде как в доме поселилась радость. У Генки были огромные голубые глаза, он был светленький весь – как такого не полюбить?
Но я вдруг стала ощущать и некую зависть внутри себя. До сих пор я была младшенькой, взрослые оказывали мне больше внимания, чем старшим братцам. А теперь – всё Генка да Генка. Вот бабушка кормит его с ложечки размоченной в какао печенюшкой. Я, видя это, вдруг возмутилась:
