Малек усмехнулся, обмакнул хлеб в похлёбку, поднял взгляд на женщину. Она была сухая, как старое дерево, пальцы с обломанными ногтями. Её глаза смотрели в тарелку.
– Или просто черствеет, как кусок чёрствого хлеба, – ответил он, отломив корку.
Она не возразила. Тут не спорили. Тут принимали.
Ложки снова заскребли по деревянным мискам. Кто-то рядом тихо откашлялся. За окнами шумел ветер, но этот звук казался далёким, как будто его приносило не с улицы, а из другой эпохи.
Малек выровнял спину, – лавка была не удобной даже для его детского роста. Еда в этом месте была не просто пищей. Она была уроком. Напоминанием. В монастыре не кормили вкусно – кормили правильно. Чтобы помнили о тяжести труда, о простоте жизни, о том, что не для наслаждения человек ест, а для того, чтобы жить.
Но свёкла… эта простая копчёная свёкла, сладкая и терпкая одновременно – она напомнила ему, что жизнь умеет быть многослойной. И что даже в самом горьком можно найти сладость, если правильно искать.
Возможно, поэтому он до сих пор любит её вкус.
***
Малек зашел в кабинет не сразу. Мальчик уже начал скучать – он полистал какую-то медицинскую брошюру, порисовал ручкой на обрывке бумаги, попытался вытащить скрепку из стопки документов, но та оказалась слишком тугой. Когда дверь наконец открылась, он даже вздрогнул – так долго длилось это ожидание.
Малек поставил на стол две коробочки. Обычные, пластиковые, прозрачные. В одной был салат – яркие куски свёклы, тёмно-красные, почти фиолетовые, вперемешку с чем-то зелёным и крошками сыра. В другой – булочка с тмином и чёрный чай в термосе.
– Обед, – сказал Малек, усаживаясь напротив. – Гастрономическое откровение прямо из моей юности. Ты ведь любишь открывать новое, да?
Мальчик скривился, увидев свёклу.
– Это что за гадость?
– Это не гадость, это честная еда, – возразил Малек, отломив кусочек булки и макнув в чай. – Святая троица вкусов: свёкла, дым и лёгкое отчаяние.
Мальчик скривился.
– По-моему, это просто похороны овоща.
– Возможно, – Малек не стал спорить. – Но, как и с похоронами, иногда приходится есть то, что дают. Но свёкла вкусная. Серьёзно.
Мальчик подцепил кусочек свёклы кончиком вилки, повертел перед глазами. Капля бордового сока стекала по краю, напоминая кровь.
– Она выглядит как кусок печени после вскрытия.
– Если тебя это вдохновляет, можешь представить, что это сердце твоего злейшего врага, – сказал Малек с полной серьезностью.
Мальчик вздохнул, взял вилку двумя пальцами, как будто держал ядовитую змею, подцепил крошечный кусочек и положил в рот. Жевал медленно, с выражением мученика. Потом поморщился.
– У неё вкус, как у земли, которую коптили прямо с червями, – скривился мальчик, прожёвывая с видимым отвращением.
– Черви – это дополнительный белок, – философски заметил Малек.
Мальчик сплюнул в салфетку.
– Это гадость. Ты серьёзно это ешь?
– Я рос в монастыре, – напомнил Малек, подвигая к нему стакан воды. – Если бы ты знал, сколько там вещей приходится есть просто потому, что они есть.
– И ты не сдох? – в голосе мальчика не было ни страха, ни сочувствия – только любопытство.
– Ещё нет, – Малек улыбнулся краем губ. – Но всё впереди.
Мальчик снова уставился на свои пальцы. Сок свёклы уже окрасил подушечки в лилово-красный. Он попробовал стереть пятна салфеткой, но они только размазались, словно въедаясь в кожу. Они были похожи на засохшую кровь. Мальчик отставил вилку в сторону, как оружие после проигранного боя. Он взял стакан воды, сделал глоток и резко сменил тему:
