«Я превращу твою жизнь в сущее пекло здесь, если откажешься принимать здешние традиции», – Эсфирь не понимает, говорит ли это Гидеон в реальности или то игры разума.
Гидеон делает неуверенный шаг к ней. Господи, да из них двоих она явно выглядит адекватнее – и это с разбитой в кровь губой и носом!
Она молниеносно меняет положение, вжимаясь спиной к стене и крепко прижимая ноги к груди. Лишь бы раствориться. Пусть позвоночник захрустит и раскрошится в пыль от напряжения. В первый раз в жизни она жалеет, что её кличка здесь не чёртова правда. Отчаянно хочется щелкнуть пальцами и раствориться во времени и пространстве.
– Я не причиню тебе боли, Эсфирь, – хриплый голос прожигает дыры в коже.
Опасность. Она чувствует её всюду, в каждом миллиметре. И в нём – больше всего. Ей доходчиво объяснили, какое положение она занимает здесь – ничего нового. Но то, что он творит с пациентами, а точнее – с отбросами, как она, вселило животный ужас. И в ярких глазах, горящих безумством, она нашла ответ – устрашающие россказни персонала вовсе не сказки. Правда. Голубые глаза сияли так, словно видели священный Грааль. Она – его новый эксперимент, игрушка. И уж лучше бы гнить в тюрьме!
Эсфирь промаргивается, замечая кровь на его костяшках пальцев и рассечённый висок. А, может, здесь не было медбратьев-амбалов? Может, это доктор начал свои эксперименты? Губ девушки касается сумасшедший оскал. Если она смогла оставить засечку на чёрной брови, тогда это повод для бешеной гордости.
Гидеона сковывает озноб. Вот бы забраться прямиком в демоническую голову и прочитать мысли…
Эсфирь дёргается, больно ударяясь затылком о стену. Это галлюцинация, или его глаза поменяли цвет? Адская боль пробралась в кожу, стремясь разорвать каждое волокно.
– Умоляю Вас… не трогайте меня…
Оглушительный звон в ушах заставляет Гидеона пошатнуться и зажмуриться. Безумный вой и писк складывается в звуковую кашу: «Видар!Видар!Видар!Видар!Видар!».
Быстро совладав с собой, Гидеон старается подойти к девушке, чьё тело поглотила истерика. Правда, со стороны это выглядит так, будто он идёт по горящему канату в пасть разъяренной львицы.
– Не трогайте… Не трогайте! Прошу Вас…
Гидеон сильно закусывает щёку, опускаясь рядом с ней на корточки.
– Эй, посмотри на меня…
Он изо всех сил старается наладить контакт, но девушка сильно жмурится, боясь открыть глаза и увидеть до одури пугающий васильковый цвет, который может причинить боль.
– Прошу Вас…
– Я просто Гидеон, слышишь? Не нужно этих глупых «Вы» – я твой друг, слышишь, Эффи?
Она замирает, а вместе с ней и сердце врача. «Эффи» кажется каким-то безумно близким, родным, будто бы его. Будто бы он сказал кодовое слово, а не назвал по сокращенной версии имени.
–У меня нет друзей, – она всё еще боится открыть глаза, но голос Гидеона и едва заметные прикосновения к плечам делают своё дело. Эсфирь расслабляется, чувствуя непозволительную крупицу тепла среди ледяной пустыни.
– Никогда не поздно их завести. Давай ещё раз познакомимся. Моё имя Гидеон. Я не хочу причинять тебе боль и больше не позволю кому-либо это сделать. Я хочу помочь тебе выздороветь…
Эсфирь распахивает глаза. Где здесь реальность? Почему всё это происходит с ней? Она медленно моргает, убеждаясь, что цвет его глаз сродни морской сини. Снова становится страшно. Глаза похожи на цвет Каньона, который она мельком видела в Халльштатте. Всюду вода. Холодная, пугающая, насыщенно-синяя, а она не никогда не умела плавать. Нужно срочно увести взгляд, куда угодно, желательно на чёрное. Эсфирь поднимает глаза, чтобы уцепиться хоть за что-нибудь, удивлённо останавливаясь на волосах врача.
