Безутешная плоть - страница 25

Ты останавливаешься, положив руку на ручку двери.

– Щетка так громко скребется. Потом надо смыть водой и опять скрести. Я ничего не слышала, – скулит Мако. – Я не слышала, как он подошел.

Берта возвращается к кровати и опять втаскивает на нее Мако.

Плечи юридического секретаря вздрагивают, голос дрожит. Она с трудом рассказывает, что Шайн выскользнул из своей комнаты.

– О, почему я такая дура? Почему я его не слышала? – рыдает она, истязая себя самообвинениями. – Я думала, он просто вышел. Почему я ничего не сделала?

В слезах соседка объясняет, что начало ее конца было положено именно тогда, когда она ошиблась. Она наклонилась, отчищая щеткой внутреннюю поверхность раковины. Шайн подтянул ее и завел ей колено между ног. Она уверяет, что больше ничего не было, она повторяет это опять и опять, прерывая невыносимый рассказ о случившемся только для того, чтобы сообщить тебе, что она знает, ее мучение не прекратится, так как теперь, когда все случилось, она не знает, как остановить либо свою медленную смерть, либо соседа, который стал ее причиной.

Переехав к Май Маньянге, ты накрепко забыла сцену на рынке. Однако сейчас вспоминаешь Гертруду. На Мако мешковатые спортивные штаны и футболка с длинными рукавами – для уборки. Ты ни разу не видела ее в мини-юбке или обтягивающих легинсах. В случае с Гертрудой причина того, что случилось, была очевидна, ее видели все. И все же нечто похожее произошло и с Мако. Сердце бьется быстрее. Ты одинокая женщина. Твоя комната рядом с комнатой Шайна. После того, как он набросился на Мако, помешает ли ему твой возраст и вообще непривлекательность? В надежде на это ты отходишь от соседки, вдруг захотев очутиться подальше от горюющей молодой женщины.

– Что-то произошло? – спрашивает Берта, когда Мако немного успокаивается.

– Я же сказала, что произошло, – говорит Мако. – Он услаждал себя, стоя позади меня. А я только думала, пусть он кончит. Пусть кончит. Пусть идет. И поэтому молчала.

– И все? Тогда почему ты плачешь? – опять спрашивает Берта. – Он не угрожал тебе? Не пугал, что опять придет? Мако, спроси любую у себя на работе, да вообще любую, может, кроме нашей Тамбудзай, они тебе скажут, что такое приходится терпеть каждой.

При этих словах соседка начинает рыдать громче, и лоб Берты морщится, она не понимает. Именно тут ты осознаешь, что ничего не можешь сделать или сказать, поскольку все уже сделано. Рыдания Мако ничего не изменят. А поскольку ни ты, ни Берта не хотите рассуждать о причине ее расстройства, ты прощаешься, сказав Мако, что зайдешь, когда ей станет лучше. Но почему-то не уходишь. Мако бросается на кровать и зарывается лицом в тонкую подушку. Ты молчишь, молчит даже Берта. Она наклоняется и подтягивает Мако тренировочные брюки, которые сползли с попы.

Вечером, когда уже темно, когда ты съела припрятанную еду, потому что, как говорят у тебя дома, чужие горести еще не причина терять аппетит, а еще потому, что сегодня лучше убраться из комнаты подальше от вздохов и стонов, доносящихся из спальни Шайна, ты копаешься во вдовьем огороде в поисках овощей на завтра.

– У меня для вас посылка, – негромко говорит хозяйкина племянница.

Она сидит на крыльце так тихо, что ты замечаешь ее, только когда она этого захотела.

– Кукурузная мука, – продолжает она. – Родные думают о вас.

Слюна у тебя начинает горчить.

– Ваша мать сама ее нам принесла. Она сказала: обязательно отнесите ее точно туда, где находится моя дочь. И письмо. Она его написала. Они не видят вас, но думают о вас. Ваша мать просила меня вам передать.