– Я тебе объясню, что все это значит, – сказала она таким тоном, словно завершала длинный разговор. – Если ты узнаешь обо мне все, то больше не захочешь меня любить.
– С чего ты взяла?
– Так устроены мужчины, – она поставила локоть на стол, подперла подбородок ладонью и скорбно уставилась на собеседника. – Просто когда-нибудь я стану старой, толстой и седой, не смогу сказать тебе ничего нового, и ты изведешься от скуки.
– Зоуи… честное слово…
– И подбородков у меня, наверное, будет два или даже три.
Официант принес им бренди. Руперт взял свой бокал, согрел его в ладонях и слегка покачал, чтобы распространился аромат.
– Я люблю тебя не только за твою внешность, – сказал он.
– Да неужели?
– Конечно, нет. – Он увидел слезы в ее прекрасных глазах, и его сердце дрогнуло. – Девочка моя дорогая, ну конечно же нет, – повторяя это еще раз, он сам верил себе. – Пойдем танцевать.
Пока они ехали домой, всю дорогу до Брук-Грин он поглядывал на нее, видел, что она спит, и, чтобы не разбудить, вел машину осторожно. «Отнесу ее в постель, – думал он, – а потом сбегаю проведать детей, и она ничего не узнает».
Оставив ее в машине, он вышел, чтобы отпереть входную дверь дома, а когда шагал к нему по садовой дорожке, заметил в детской спальне свет, и у него упало сердце. Он вернулся за ней к машине и увидел, что Зоуи проснулась.
– Помоги мне, Руперт, меня шатает.
– Я тебя держу, – он подхватил ее на руки и понес в дом и вверх по лестнице к спальне. Пока он укладывал ее в постель, она крепко стиснула обеими руками его шею.
– Ужасно тебя люблю.
– И я тебя люблю, – он высвободился из ее рук и выпрямился. – Посмотрим, насколько быстро ты сумеешь улечься! А я отойду на минутку, – и он сбежал, прикрыв за собой дверь прежде, чем она успела ответить.
По лестнице он взлетел, прыгая через две ступеньки, на площадке его встретила Эллен.
– Что такое, Эллен? С Невом что-нибудь?
– Началось не с него. Клэри приснился страшный сон, она прибежала ко мне, разбудила его, и с ним опять случился припадок.
Руперт последовал за ней в комнату, в которой она спала вместе с Невиллом. Тот сидел в расстегнутой пижамной куртке и ухитрялся сделать мучительный вдох всякий раз, когда уже казалось, что он сейчас задохнется. Вся спальня пропахла «Монастырским бальзамом» и ментолом.
Руперт подошел и сел на кровать.
– Привет, Нев.
Невилл наклонил голову. Вихры торчали у него на макушке, как трава. Борясь с очередным бесконечным и хриплым вдохом, он выговорил:
– Воздух… не входит. – И после паузы с достоинством добавил: – С большим трудом. – Его глаза были блестящими от страха.
– Оно и видно. Хочешь сказку?
Он кивнул, по-прежнему мучаясь; Руперту хотелось взять его на руки, но он знал, что бедняжке это не поможет.
– Итак, правила помнишь? Когда я остановлюсь, ты должен сделать вдох, и так каждый раз. Жила-была однажды злая колдунья, и единственным существом во всем мире, которое она любила, был маленький черно-зеленый… – он умолк, и обоим как-то удалось преодолеть паузу, – …динозавр по имени Трясопузик. Трясопузик спал в корзинке для динозавров, сплетенной из остролиста и чертополоха, потому что ему нравилось чесать спинку о колючки. На завтрак он ел овсянку с улитками, на обед – рисовый пудинг с жуками, а… ну как, уже полегче? – а ужинал змеями в желе, – ему удалось завладеть вниманием Нева: теперь он скорее слушал его, чем боялся. – В свой день рождения, когда он был еще маленький, всего шесть футов в длину…
