Биенье сердца моего - страница 8



Он протянул к ней руки, хотел обнять. Но Лариса не далась, хмуровато увернулась от его рук, отступила на шаг в сторону. Недоумённо поползли вверх брови, лёгкая горечь стыло упала в глаза. О, как это страшно, когда любимые становятся нам непонятными!

Серёжка, глядя под ноги, устало побрел к воде. Походил тоскливо по мелководью, выковыривая ступнёй из песка ракушки. Белый катер спасательной станции с чёткими красными цифрами на борту стремительно промчался по реке. Парень в штормовке что-то крикнул в рупор, но Серёжка не разобрал слов. Волны сердито взбили песок на отмели и, откатываясь, потащили его за собой в глубину. Серёжка нашёл большую раковину, тщательно прополоскал её в воде. На лице заблуждала нестойкая улыбка. Он решительно вернулся к Ларисе, опрокинул ей раковину на голову, шутливо и громко заговорил:

– Беру в свидетели солнце, синее небо, облака и реку… Я, бесстрашный завоеватель, свершивший за свою долгую жизнь множество всяких подвигов, завоевал этот остров и дарю его Ларисе… объявляю её королевой острова!

Лариса улыбнулась, надменно вскинула голову, подняла руку и строго, как и надлежит настоящей королеве, сказала:

– Повелеваю тебе, бесстрашный завоеватель, через два года прибыть на этот остров, склонить колени перед его королевой, похвастаться своими новыми подвигами… и просить её руки…

Серёжкины глаза счастливо вспыхнули. Он подавил рвущуюся наружу улыбку, опустился на одно колено, прижал правую руку к груди и чуть дрогнувшим голосом произнес:

– Клянусь, моя королева! Клянусь, через два года прибыть в твои владения, поведать о новых подвигах и смиренно просить твоей руки…

* * *

Солнце выплывало из-под леса, жарко поджигало верхушки деревьев, высвечивало серые закоулки, заливало золотым светом дальние и ближние поляны, цветы и кусты. Всё тонуло в этом солнечном свете, всё купалось в нём – блаженно и томно, мир становился добрым и очарованным, радость росла, ширилась, и уже тесно ей было в груди, надо было что-то делать, и Лариса вскочила на ноги, протянула к солнцу руки и возбуждённо заговорила:

– Здравствуй, солнце! Здравствуй, небо! Здравствуй, лес! Здравствуйте, букашечки-таракашечки, соловьи, кукушки и все другие певуны-крикуны…

Лицо её занялось лёгким румянцем, ветер удачи незримо веял над ней и кружил счастливо голову, нестерпимо хотелось сделать для этого прекрасного мира что-то яркое, доброе. Шорох за спиной заставил её оглянуться. Серёжка, улыбаясь прищуренными глазами, ворочался на ложе из привядших веток.

– Ой, я тебя разбудила!

– Да нет, давно уже проснулся…

– Вот нахал! И голоса не подал.

– Тобой любовался… Ты как фея… из сказки… Вспоминал, как мы первый раз встретились…

– И ты на моих глазах совершил сногсшибательный подвиг, – шутливо кольнула Лариса.

– Ах, ты издеваешься! – Серёжка вскочил, подхватил девушку на руки и озорно стал целовать ей щёки, глаза, лоб, нос. Лариса звонко хохотала, отбивалась от юноши руками и ногами. Вырвалась, отбежала в сторону, сказала:

– Вот и умываться не надо – всю облизал…

Река дохнула навстречу знобким холодком, заворожила багровыми отсветами ряби. Поёживаясь, следуя больше привычке, чем необходимости, зачерпнули ладонями воды, плеснули в лица. Утёрлись Серёжкиным свитером, съели по кусочку хлеба с колбасой – всё, что осталось от вчерашнего свёртка, сунутого матерью в карман сыновней куртки, – и пошли по тропинке в лес.