Сердце бьётся чаще.
– И ты ещё здесь? Немедля ко мне.
Когда я вхожу в комнату, связь уже отключена, и только сейчас вспоминаю об опарыше, который валяется на кровати, хмурый, словно венская ночь, в которую умер Моцарт.
– Кто пришёл? – хмуро спрашивает он.
– Ты чего обо мне маме наплёл? – сжимаю я кулаки и нацепляю воинственный вид.
– Ничего уже не наплёл, – отмахивается опарыш. – Пришёл-то кто?
Снижу доносится голос мамы:
– Мальчишки, у вас там всё в порядке?
– ДА! – хором отвечаем мы, и мне вдруг становится легко.
– Смотрите у меня, – грозит глухой голос мамы.
– И всё же, кто пришёл? Кому-то не понравилось, что я бегал по забору без трусов? – задумчиво хмурится брат.
– Да! Соседи пришли. Кстати, с ножницами. Они сейчас поднимутся и отрежут твой стручок.
Вид у опарыша слишком серьёзный, чтобы продолжать шутить.
– Да что с тобой? – пожимаю плечами. – Ты можешь объяснить, что происходит?
– Что толку, всё равно, ты завтра всё забудешь, – отвечает опарыш. – Так ты мне честно ответишь, кто звонил?
– Да это из кабельной компании, – говорю я. – Дались они тебе.
– Странно. – Впервые за день лицо опарыша сменило маску сумасшествия на изумление. Он по-настоящему растерялся. – Но так не должно было быть!
Он вскочил и прилип к окну. Всё ещё в трусах и в майке. Я не успел ничего сказать, как вновь раздался звонок. А уж вот это я знаю кто.
Оставив опарыша в одиночестве, я вылетаю из комнаты, перепрыгиваю лестничный пролёт, и вот уже у двери. Мама открывать не собирается, она знает, что это Стёпка.
Я отворяю дверь и вижу затылок друга.
– Стёпка! – восклицаю я… и на секунду вздрагиваю, представляя, что сейчас он обернётся, а вместо лица у друга белое месиво, как у Слендермена.
И даже когда он оборачивается, не сразу видение уходит из головы. Только знакомый голос собирает передо мной родной образ:
– Я тоже хочу такие когти, – говорит Стёпка.
Я улыбаюсь. Родные ровные волосы, как у Омена, стильные очки в чёрной толстой оправе. И только эти жуткие усы… не то чтобы усы, но у Стёпке на верхней губе волосы стали слишком тёмными, хотя лицо ещё совсем детское. Видеть парнишку с жиденькими усиками, на мой взгляд, отвратительно. И я, и Серый – его брат, и даже Ольга, давно просим Стёпку сбрить эти рудименты каменного века, но друг упрямится, и твердит, что тогда они будут расти чаще.
Дурак.
Я смотрю в сторону высоковольтного столба. Перед домом притаился малиновый фургон с изображением трёхлистного клевера и надписью: Сомерсет. Кабельная фирма, вроде. А Буратино в оранжевом костюме и такой же кепке, что-то колдовал в открытом железном ящике на столбе. К его рукам цеплялись железные штуковины, напоминающие когти.
– Они называются монтёрские когти, – говорит Стёпка.
– Мне безумно интересно! – прикидываюсь я. – Но могли бы мы уже рвануть на встречу с Вероникой?
– И Олей, – замечает Стёпка, вскидывая указательный палец правой руки.
– Да. Только… мне нужно привести себя в порядок немного. Ты меня подождёшь здесь или в доме?
– Я на крыльце посижу, – улыбается Стёпка и садится туда, где полчаса назад сидел опарыш. Я вздрагиваю, и прячусь в дом.
Мне кажется, проходит много времени, прежде чем я начинаю нравиться самому себе. Но там будет Вероника, как же иначе? Сегодня на улице не очень жарко, поэтому стоит нацепить кожанку. В закрытом помещении я, конечно, спарюсь, но на открытом воздухе – ничего так. Даже Стёпка в рубашке с длинным рукавом. С Волги который день дуют ветра.
