Полосатый галстук ушел, зато мерзкое ощущение осталось. Нет, камер в нашем кабинете никто не хотел. Ошарашенные таким поворотом девчонки разом замкнулись, а едва закончился рабочий день, мигом разбежались по домам, не желая и лишней минуты провести в условной тюрьме, в которую с новым боссом это место стало превращаться.
Мы что, ему подопытные крысы, чтобы он безотрывно следил за нами и запрещал пить чай? А что дальше? Введет график, кому и когда позволено ходить в туалет? Неужели кто-то искренне верит, что так сотрудники станут работать результативнее? Чушь собачья! Мы же живые люди, а не роботы.
В итоге на следующий день впервые за последние годы мне до жути не хотелось идти на работу. Все лучшее, что в ней было – располагающая дружеская обстановка, Даринкин заразительный смех, мудрые советы Ирины Борисовны, кулинарные эксперименты Нинки, которые она приносила на дегустацию, нелепые Наташкины закидоны, – все разом сошло на нет. Забавно, что раньше я и не осознавала, как все это для меня было дорого и что ходила я на эту работу не только из-за зарплаты, я там еще и жила. А теперь возникло какое-то непонятное отторжение, будто лягушку проглотила.
Утро прошло в привычной суете. В этот раз Валерий Дмитриевич заглянул в кабинет в разгар телефонных переговоров с клиентами и, похоже, увиденным остался доволен, потому что скрылся так же молча и незаметно. Чай коллективно мы больше не распивали, предпочитая делать это на своих рабочих местах, желательно прячась за мониторами. Но новому боссу и этого было мало. Настал новый день, и Полосатый галстук продолжил закручивать гайки: начал вызывать моих коллег по одной в свой кабинет, откуда все возвращались одинаково подавленные и грустные. Меня босс, похоже, оставил на десерт.
– Девочки, ну все, мы пропали! – чуть ли не всхлипывая, вошла в двери кабинета Даринка с опущенной головой. – Валерий Дмитрич поймал меня в коридоре, пригласил к себе, а потом как давай гонять по теории продаж! Я таких понятий, о которых он там спрашивал, в жизни не слышала. Говорит, изучил мои показатели за этот год, и, если в ближайший месяц не увидит улучшений, не видать мне не только премии, но и работы, – не удержалась она от слез, градом побежавших по ее щекам.
– Дарин, ну будет. Ты чего сразу расклеилась-то? Все через это прошли, пока ты по встречам ездила, одна я осталась, – обняла подругу. – Мы своих в обиду не дадим. Сейчас как пойдем и скажем ему все, что о нем думаем. И о его теории, которая так далека от практики! Да, девочки? А то ишь не успел прийти – и сразу ценными кадрами разбрасываться!
Вот только девчонки как-то виновато понурили головы и попрятали взгляды, явно не собираясь выяснять отношения с новым руководством.
– Прости, Маш, но у меня ипотека. Мне без этой работы никак, – первой открестилась от моей идеи Нинка.
– А мне дочери с внуком надо помогать. Это вам, молодым, легко, махнули хвостом и на другое место упорхнули. А меня, почти пенсионерку, кто в таком возрасте куда возьмет? – с некоторой обидой высказалась Ирина Борисовна.
– Я тоже не пойду, – как обычно, струсила Наташка, так и не придумав подходящей аргументации. – К тому же, может, мои показатели его вполне и устроили, – с гордостью выдала она, намекая то ли на подкачанные силиконом губы, то ли на третий размер груди.
Осознав, что осталась совсем одна, я как-то даже опешила.
