К моему удивлению, Валерий Дмитриевич не приставал с расспросами, которых я больше всего опасалась, не давил авторитетом и морально не запугивал. Просто смотрел на дорогу и, кажется, на время полностью ушел в собственные мысли. А в какой-то момент на светофоре будто бы и вовсе забыл о том, что я сижу рядом, задумчиво запустил пятерню в волосы, немного растрепав свои густые непослушные пряди на макушке.
Я и не заметила, как залипла взглядом на его по-мужски красивых руках, а они действительно были красивыми: длинные пальцы, кожа с приятным бронзовым загаром, проступающие жилы, модные часы, белоснежные манжеты рубашки. Сейчас в этой обстановке он казался вполне нормальным молодым человеком, довольно приятным и живым, а не тем бездушным роботом, зацикленном на результативности, которым был совсем недавно в офисе. Если хоть на минуту абстрагироваться и представить, что это никакой не Валерий Дмитриевич, а так, случайный незнакомец…
Нет, даже тогда нет! После всего, что я успела узнать о нем и услышать прямым текстом из его поганых уст, абстрагироваться у меня отчаянно не выходило. Босс, он и в Африке босс! И связывали нас исключительно рабочие отношения. Вот съездим к Самарскому и разойдемся каждый в свою сторону.
После преодоления последних метров грунтовой дороги машина Валерия Дмитриевича наконец-то припарковалась возле коровника, подняв в воздух облако пыли. Погодин вышел из автомобиля и таким прицельным взглядом осмотрелся по сторонам, словно планировал на свои кровные реконструировать все дороги в округе.
– Нет, я не понимаю, как можно жить в такой разрухе? Как сюда люди на работу добираются?
– Да они все местные. Раньше здесь коровники были, теперь бывшие доярки у Самарского на венках и работают, – ответила я с улыбкой, с детства привыкшая к жизни в деревне. – Это же сельская местность, что тут поделаешь. Городские бюджеты досюда просто не доходят, их еще до этого по своим распиливают.
– И все равно нельзя так просто смиряться с таким состоянием дорог, – возмущенно заявил босс. – Наша самая большая слабость заключается в том, что мы сдаемся! – в очередной раз с деловым видом кого-то он процитировал, решительно зашагав по вытоптанной сухой траве к коровнику.
Я последовала за ним, наслаждаясь свежим воздухом и пытаясь не улыбаться его беспокойству по поводу дорожного покрытия. Тоже мне, распереживался! Если бы в наших российских селах это была самая большая проблема, так ведь нет, и других проблем посерьезнее хватает.
Когда мы добрались до цеха, Валерий Дмитриевич без всякого стеснения начал разговор с рабочими о необходимости улучшения условий труда и благоустройства территории.
– Вы только посмотрите на это! – воскликнул босс, указывая на старую стеклянную дверь в цех. – Она же не изолирует нормально ни звук, ни тепло. Зимой здесь наверняка в валенках ходят, чтобы не замерзнуть. А складские системы хранения! Кто так работает? Мы в каком веке живем?
Рабочие недоуменно переглядывались, слушали его, но оставались в стороне. Я и сама смотрела на Валерия Дмитриевича с удивлением – сейчас он казался совершенно другим человеком. Увлеченный и вдохновленный реформами, мой босс напоминал безумного революционера-одиночку.
– А вы, Мария, что об этом думаете?
– А что тут думать, цех-то не наш. А Самарскому, боюсь, ваши идеи по благоустройству вряд ли придутся по душе, как и то, что вы принялись обсуждать это с его сотрудниками. Не такой он человек, – шепнула я боссу, когда рабочие разошлись по своим делам.
