Билеты в один конец - страница 10
– Хватит так смотреть. – Девушка отводит глаза к окну.
– Вл… Алексей, – поправляю себя в последний момент и протягиваю руку.
– Нет, Алексей. Я не хочу знакомиться. – Губы недотроги еле шевелятся.
Шумно вздыхаю и осматриваю ее еще раз. Внимательно. Кольца на безымянном пальце нет, а проводнице можно наплести все что угодно. Но исключать замужество нельзя.
Казалось бы, какое мне дело до ее слез? Вот только ехать вместе больше суток. От нервов я на работе устал. Да и не помню, когда хоть с кем-то просто общался. Обычно потрахались и разбежались. Без слов. А тут внештатная ситуация. Как и моя спонтанная поездка.
– Есть хочешь? – Достаю из сумки пакет, который Злата передала через тетку вместе с билетами.
– Нет, спасибо.
– Может, передумаешь? Вкусно.
Недотрожка оглядывает мой набор. А там домашние пирожки, картошка, яйца, курица, даже вина немного. У самого слюнки текут.
– Жена собирала?
– Холост.
Она опять глазеет на татуировки. Ничего не говорит, но я будто мысли читаю: «Еще бы. Да кто за тебя такого пойдет?» И наверное, она права. Никто.
– Бросили меня. И напоследок сказали, что с таким мужиком жить невозможно.
– Почему?
– М-м-м… – Беру пирожок и смачно откусываю. – Если я один буду есть и откровенничать, не комильфо.
– Откровенничать? С незнакомцем?
– Вообще-то я представился, а ты нет.
Ну и что, что не настоящим именем.
– С незнакомцем даже лучше, – продолжаю рассуждать. – Через несколько станций разошлись и забыли о существовании друг друга. Приставать не буду. Если сама не попросишь.
– Не попрошу.
– Тогда ешь.
Девушка опять разглядывает мою шею и руки. И не надоело ей? Даже впервые задумываюсь, что надо бы правдоподобную историю придумать, со смыслом, почему я такой разрисованный. По факту-то его нет.
К моему удивлению, недотрожка решается на «смелый шаг» и берет пирожок. Откусывает, медленно жует, смотря в окно. И вдруг начинает плакать. Беззвучно, тихо. Жалобно. Скулит, как щенок. И эти звуки до ужаса напоминают, как умирала собака моего соседа.
Через несколько мгновений девушка успокаивается.
– Лучше бы мне отдельное купе, правда… – Ее голос дрожит.
Я молчу. Правило трех минут. Заодно проверяю степень готовности к манипуляции. Если не задает вопросов сама и не отвечает – значит, держит себя в руках. Не ломается. Такие сложнее, но в этом и есть интерес.
– Кто-то умер? – спрашиваю я, когда пауза затягивается.
Девушка отрицательно качает головой.
– Неизлечимая болезнь?
Снова отрицает, не говоря ни слова.
– Руки, ноги, голова на месте?
На ее лице появляется намек на улыбку.
– Я знаю эту уловку. Типа когда начинаешь ныть, чего у тебя нет, ты перечисляешь то, чего действительно нет.
– Умница.
– Возможно, кто-то умер… – наконец приоткрывается недотрожка.
Понятно. Бытовуха. Нашла, из-за чего сырость разводить.
– Через год будешь вспоминать с недоумением, из-за чего так переживала, спорим?
– А тебя почему бросили? – отвечает она вопросом на вопрос.
– Работаю много.
Про припадки решаю тактично умолчать. Не шокировать. Вроде только на контакт пошла.
– И всего-то?
– Порой этого достаточно. Плюс я косячил постоянно. Со здоровьем не все гладко. Вот и бросила. Большинство из нас обычные конформисты, которые живут в собственных тюрьмах. Придуманных на ходу. Зачастую не мир к нам несправедлив, а мы сами.
Девушка разглядывает меня уже без пренебрежения, с интересом. Затем отворачивается к окну и сидит так какое-то время. Молчит и молчит, а я не знаю, как разговорить. Давить тоже не хочется. Чем-то зацепила. Пока лишь внешне, но и это – что-то из разряда фантастики. Со мной такого давно не случалось.