Следователь вопросительно посмотрела на Надежду Игнатьевну.
– Сама она никогда не говорила о своей прошлой жизни, – врач уставилась в окно. – Но, сами понимаете, городишко у нас маленький – слухи разлетаются тут же. Поговаривали, что она аборт сделала. Неудачный. Да и с бывшим супругом не особо-то счастье своё нашла. – Надежда Игнатьевна перевела взгляд на Бирюкову: – А после того Танька опускаться стала… Понимаете, Наталья Николавна, я с ней очень много беседовала: и поддерживала, и ругала, и грозила увольнением… Всё без толку! Она сама не хотела что-то менять. Сломанный человек. Но тут работа, понимаете? Я не имею никаких прав держать здесь таких работников… Ну да земля ей пухом. Отмучилась.
Повисло молчание.
– Что ж, – подытожила врач, – сейчас позову работников.
Она покинула кабинет, оставив следователя спокойно готовиться к допросу.
Уже через пару минут в дверь постучали. В кабинет бесшумно вошла молоденькая медсестра – и застыла в полуметре от стола. Испуганно оглядываясь по сторонам, она теребила свой халат трясущимися руками.
– Здравствуйте. Наталья Николаевна Бирюкова, – Бирюкова поднялась и, подойдя вплотную к девушке, с улыбкой протянула ей руку. – Не надо меня бояться.
– Лариса, – дрожащим голосом ответила медсестра.
– Не надо меня бояться, Лариса. Я просто задам несколько вопросов о работе и всё. Садитесь, пожалуйста!
Следователь кивнула на стул, а сама села напротив.
– Итак, приступим…
Разговор вышел недолгим. Ничего странного и необычного в тот день, когда была убита Ломова, Лариса не заметила. День как день. Да и в больнице она только месяц: некогда и незачем ей следить за кем-то.
Как и Лариса, остальные работники отвечали, что ничего-де не знают и никого не видели. А что Татьяна ушла с работы раньше времени, никого не удивило.
Последней к Бирюковой зашла Нинель.
– А-а-а, Нинель, – устало проговорила Наталья Николаевна, мысленно не надеясь, что и та сможет сказать ей что-то важное. – Проходите.
Женщина молча села: она держалась ровно – её нервное напряжение выдавало лишь то, что она постоянно оттягивала вниз подол своего халата.
– Нинель, скажите, вы не заметили позавчера в поведении Ломовой чего-то странного или подозрительного? – следователь положила руки на стол и скрестила пальцы между собой.
– Да нет… – задумалась уборщица. – Вроде Танька и Танька… Хотя…
Бирюкова насторожилась.
– Она какая-то радостная ходила с самого утра. А потом… Наверно, перед самым полдником пришла ко мне то ли шуганая, то ли сердитая и давай просить прикрыть её.
– А вы? – не удержалась Наталья Николаевна.
– Ну, а я не стерпела – работы уйма, ещё она со своими постоянными просьбами – и сострила, мол, к кому она сегодня побежит: к мужику или бутылке… – уборщица испуганно-виновато посмотрела на Бирюкову и залилась краской.
– Продолжайте, Нинель, не бойтесь.
– Ну а что продолжать? Та мимо ушей пропустила и давай дальше упрашивать. Аж разревелась почти. Зло так. Ну я от греха подальше согласилась – она и усвистела переодеваться.
– И всё?
– Всё.
– Эх, – вздохнула следователь. – Спасибо, Нинель. Больше не смею вас задерживать.
Женщина кивнула и не спеша пошла к выходу, но у двери остановилась.
– Наталья Николавна, – спохватилась уборщица и обернулась, – вот я дура, а! Я ж видела мельком Таньку. В окошко. И уходила она не одна, а с какой-то бабою. Дородной такой. Танька рядом с ней шо чинарик.
