***
Таша точной даты своего переселения не знала, поэтому не удивилась, когда Митя, из-за простуды сидевший дома, предложил сыграть в круговёртку, так они называли одно из совместных развлечений.
– Чур, я первая! ― запрыгала на одной ножке Таша, довольная тем, что братец наконец решил с ней поиграть.
Мина Осиповна, тоже посвященная в подробности, накинула синий в разводах платок, что принесла горничная, Таше на голову, а Митя, щекоча и посмеиваясь, проверил нет ли где какой щёлочки. Убедившись, что всё закрыто, не подсмотреть, взял девочку за руку и повёл по комнатам, кружа и петляя. Но Таша, опытный игрок, с лёгкостью отгадала: вкусно пахнет плюшками ― значит, столовая, запах душной пыли ― библиотека, а кабинет отца узнала, пощупав сукно на письменном столе, правда, чуть не завалила кадку с фикусом.
– Не честно, Тушкан, ― заявил Митя, ― тут слишком просто. Пойдём на второй этаж. Там точно я тебя обману.
Развлечение, к которому присоединились и Иван Дмитриевич, и Любовь Гавриловна, и даже Геничка, которой редко удавалось осилить тридцать ступенек вверх, продолжилось.
После отцовской спальни и маленького закутка гувернантки, где Таша немного запуталась в определении стоящих там предметов, Митя наконец-то доставил сестру в её новые апартаменты. Она, уже догадавшись ради чего затеяна игра, сделала вид, что затрудняется с ответом, хотя её чуткий носик уже определил: ага, пахнет свежим деревом, немного краской, а это может означать только одно…
Она, чтобы ещё немного оттянуть счастливый момент, потрогала стоящий рядом предмет, на ощупь похожий на стул с круглой спинкой, и в шутку назвала его окном, а резную дверь стоящего рядом шкафа ― цветком в горшке, но не выдержав дольше, быстрым движением скинула платок и замерла в восхищении: такой комнаты она и во сне не встречала. Светлая мебель, много кружев и тюля. Два окна. Плотные гардины без позумента, но с тяжелой длинной бахромой, отдёрнуты и закреплены подхватами так, чтобы хорошо была видна белая полупрозрачная занавеска, сквозь которой тихо струился молочный от мороза свет.
Таша пошла по кругу, осторожно касаясь то смешного пузатого комода с изогнутыми боковыми линиями, то столешницы (под мрамор) письменного стола, то медальонов на дверцах, выполненных в одном стиле с обивкой ― цветы, травинки, бабочки, то стеклянной дверки книжного шкафа, ещё пустого, без книг и альбомов, пока не добралась до каких-то предметов, что стояли справа от окна, прикрытые большими полотняными кусками. Не скрывая любопытства, приподняла край и тут же его опустила, оглянувшись на родных, словно проверяя, а правда ли то, что она там у видела.
Иван Дмитриевич ободряюще кивнул:
– Давай, давай, Тушканчик, не стесняйся.
Сдёрнув покровы, она от восторга села на пол. Под полотном скрывалась мебель (и кровать, и шкаф, и даже кресло!) для Веточки, выполненная точно под её рост и размеры, и с такой же отделкой как вся комната.
– Папенька, маменька! ― кинулась она в объятия родителей, ― я самая счастливая девочка сегодня!
Когда восторги утихли, а Таша умчалась за куклой, Любовь Гавриловна вдруг охнула, присела, обхватив живот руками. Послали за акушеркой. Та только взглянула на неё, подол пощупала, задала пару вопросов да велела за доктором посылать. Пора. Началось.
Детей с гувернёрами отправили вниз, чтоб пока в библиотеке сидели и носу не казали. Таша насупилась, раскапризничалась. Ей не терпелось кукле новые хоромы показать, вещи свои перенести. Никакие уговоры не помогали. Пока отец не вмешался. Как никогда строго велел сидеть тихо и никому не мешать, а молиться за маменьку и младенчика, который скоро появится.
